В 5.01 вечера 1 февраля, после девяти часов схваток, Присцилла родила девочку. Элвис мерил шагами приемную точно так же, как и любой другой новоиспеченный отец на его месте, если не считать того, что приемной была комната отдыха врачей, специально отведенная для Элвиса и его свиты, а вместе с ним окончания родов ожидали дюжина друзей, близкие родственники и полицейский наряд. Их поездка в больницу имела нечто общее с комедией ошибок. У них был тщательно разработанный план, с фиктивной машиной для отвлечения внимания репортеров, но когда дело дошло до претворения плана в действие, кто — то забыл сказать водителю — Джерри Шиллингу, — что они поменяли больницу, и Чарли пришлось убеждать его, что Присцилла будет рожать ребенка не в Методистской, а в Баптистской больнице. Элвис тоже был на нервах. Он был вне себя, когда Присцилла настояла на том, что примет душ и наложит макияж, после того как у нее отошли воды. Но в то же время он не был готов сам даже после того, как она уже стояла около двери, и его бабушке пришлось напомнить ему, что это не он рожает, а Присцилла. Когда врач вышел и сообщил ему, что у него родилась дочка, он раздал сигары и заявил, что он самый счастливый человек в мире.
Ребенка назвали Лизой — Марией. Если бы у них родился мальчик, заявили гордые родители, они назвали бы его Джоном Бэрроном, и хотя Присцилла отрицала, что то или другое из данных девочке имен имеет какое — то особое значение — и, вполне возможно, что так это и было, — от Элвиса не укрылось, что Полковник воспринял второе имя ребенка как дань его жене. Во всяком случае, больше не было разговоров о том, чтобы назвать ребенка Глэдис в честь его матери, о чем в течение многих лет он говорил своим друзьям, а также заявил в 1965 году репортеру Джиму Кингсли в интервью, опубликованном в «Коммершиал эппил».
Они покинули больницу четыре дня спустя. Элвис был одет в бледносиний костюм с высоким воротником более светлого оттенка, Присцилла в мини — платье, а ее волосы были уложены в пышный пучок, что потребовало приезда парикмахера до ее выхода из больницы. У входа в больницу собралось около сотни поклонников и студентов — медиков, а пациенты и другие практиканты высунулись из окон, чтобы увидеть знаменитую чету, когда они отъезжали в караване из «Кадиллаков» и «Линкольнов». «Она просто маленькое чудо», — сообщил Элвис своему дантисту Лесу Хофману, когда тот со своей женой Стерлинг нанес им визит спустя несколько дней. В тот день, отмечали Хофманы, ребенок лежал в кроватке внизу между кухней и задней комнатой, в которой Элвис любил проводить время, и Элвис буквально не оставлял ее ни на минуту — он так часто брал ее на руки, что Присцилле в конце концов пришлось сказать, чтобы он положил ее в кроватку. Однако позже во время их визита, когда Элвис заговорил о возвращении к работе, о том, что он, возможно, даже отправится на гастроли, «Присцилла сказала: «Я поеду с тобой, куда бы ты ни поехал». А он возразил: «Ты же не станешь таскать ребенка с собой». Ребенку было всего одиннадцать дней, — отмечала Стерлинг Хофман, — и я в тот же момент поймала взгляд».
14 февраля он с Присциллой положил на могилу Глэдис венок из красных роз и еще один из белых гвоздик с лентой, подписанной как «Элвис — Присцилла — Лиза — Мария». Он оставил распоряжение в офисе, чтобы ленту вместе с цветами сожгли, как только цветы завянут. В доме у них был постоянный поток посетителей, и Элвис почти ежедневно ездил кататься верхом, проводя с поклонниками у ворот столько времени, сколько не проводил уже давно. В течение трех недель у них гостила семья Присциллы, а прежде чем они уехали, он подарил ее восемнадцатилетнему брату Донни новехонький «Мустанг».