Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Единственный существенный вопрос, который Полковник продолжал поднимать, была тема самого шоу: Элвис должен закончить шоу рождественской песней. В этом пункте он оставался непреклонным, как ни старался уломать его Байндер. Стив продолжал настаивать на том, чтобы Элвис произнес небольшую импровизированную речь после того, как он споёт рождественскую песню, но его доводы всегда разбивались о бесстрастную, несокрушимую, почти иррациональную оппозицию Полковника по отношению к тому, чтобы, как могло показаться, Элвис вообще говорил.

Это, впрочем, было единственное реальное препятствие на фоне все возрастающего ощущения того, что шоу удастся. Байндер верил в свою команду; он знал, на что они способны. И он верил в себя. А теперь, наконец, он начинал верить в Элвиса. Не было сомнения, что к этому времени шоу завладело всецело вниманием Элвиса — он не просто присутствовал, он был там, как все они, двенадцать, четырнадцать, шестнадцать часов в день. Каждую ночь после окончания репетиций он расслаблялся в своей гримерке, смеялся и шутил с парнями, когда они с Чарли пели и играли на гитарах. Однажды вечером Стив забрел на такие посиделки, которые к этому времени стали уже привычной сценой, и испытал озарение. Вот так это и должно происходить. Вот это и может стать их способом сделать заявление — полная импровизация взамен чопорного, несколько фальшивого «неформального» сегмента, предусматривавшегося сценарием. В порыве энтузиазма он вдруг подумал: они могли бы заснять все это в гримерке, в духе синема верите[42] на какое — то мгновение ему захотелось попросту выбросить все сделанные сегменты — это могло бы стать не просто центральной частью, но целым шоу.

В конечном итоге восторжествовала реальность. Переговорив с Элвисом, он остановился на идее вызвать гитариста Скотти Мура и барабанщика Ди Джея Фонтану, чтобы Элвис чувствовал себя более по — домашнему, затем постарался воссоздать неформальную атмосферу гримерки на пятачке небольшой сцены, которая предназначалась для более формального живого концерта в кульминационной части шоу. Он не стал расписывать сценарий, а просто набросал несколько тем, которые бы ему хотелось, чтобы обсудил Элвис: о том, как его снимали выше пояса в шоу Эда Салливана, о судье в Джэксонвилле в 1956 году, который запрещал ему двигаться на сцене, что подтолкнуло Элвиса в качестве мести сгибать мизинец, намекая на запрещенные движения. Все это необходимо, сказал Стив, чтобы восстановить бунтарский образ. И когда Элвис выразил тревогу, что он, вероятно, не сможет складно рассказывать эти истории без текста, Стив бьютро его уверил, что ему нужно действовать по наитию, так, как ему подсказывает чутье, и все; музыканты подскажут ему темы, а кроме того, он всегда может держать поблизости листок бумаги, на котором будет записано ключевое предложение для каждого рассказа. Все будет хорошо, успокаивал его Стив; конкретный момент сам подскажет ему, что говорить. А если он почувствует, что у него иссякли темы, он всегда может прибегнуть как к последнему средству к этой песне Джимми Рида, которую они вечно распевают с Чарли; ее слова — с их постоянным рефреном «Going up, going down, up down, down up, any way you want me» — могут сами служить комментарием.

Скотти и Ди Джей прилетели в выходные за пять дней до начала съемок. Хотя им сказали только, что их пригласили для участия в джемсейшн, все быстро встало на свои места, и вскоре, не успели они оглянуться, в компании снова царила атмосфера старых добрых времен. Ди Джей, подстрекаемый Чарли, предложил несколько из наиболее неприглаженных воспоминаний, а Скотти внес свои, по обыкновению иронические, комментарии, мягко отклоняя некоторые из преувеличенных изложений, однако затем, подмигнув, прибавляя свои версии, не менее преувеличенные. Как — то вечером они после репетиции поехали в дом Элвиса поужинать и заговорили о будущем. Ему хочется совершить европейское турне, сказал он им. Ему хочется записаться в студии Скотти, в такой же атмосфере импровизации, в которой они работают сейчас. «Он спросил меня, как я думаю, это возможно, на неделю закрыться в студии и посмотреть, что из этого получится, как в прежние времена. Я сказал: «Нет проблем, если оставишь половину парней дома». — «Я об этом и говорю», — откликнулся он. Но, разумеется, этого так никогда и не случилось». На обоих — и на Скотти, и на Ди Джея — произвел впечатление Байндер, их увлек его энтузиазм и самозабвенная преданность своему делу. Их, однако, беспокоило, что, возможно, они недостаточно вносят своих усилий: Ди Джей не переставал спрашивать его, что именно требуется от них, что они должны делать. «Но он обыкновенно только и говорил: «Ничего не делайте, делайте только то, что делается. Вот и все, что от вас требуется».