Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Я был так удивлен. Это, несомненно, растопило лед, и это было в какой — то степени предвестником того, что работа пойдет. Он невероятно быстро все схватывал. Мы пробежали «Guitar Man», и он почти все оставил без изменения. Он был всегда вежлив. Всегда уважителен. Столь невероятно отличался от всех окружавших его людей. У него был класс. Я хочу сказать, что под всем наносным я неожиданно для себя обнаружил человека, с которым я мог говорить на общем языке. С ним было работать одно удовольствие, поскольку он загорался от работы, в нем пробуждалась творческая искра: так, если я менял какой — то аккорд, он мог спеть фразу и сказать: «Вы думаете, это будет звучать?» «Давайте немного поработаем с этим и посмотрим, что из этого выйдет», — отвечал я. Я увлекался тем, что он делал, а он загорался тем, что делал я, — это было плодотворное сотрудничество, которое к тому же приносило массу удовольствия.

Мы работали ночь за ночью, и каждую ночь мы немного времени уделяли «Лунной сонате». Как — то раз он играл ее на рояле, и в этот момент распахнулась дверь и вошли двое или трое парней. Он тут же убрал руки с клавиш, словно над этим местом нависла какая — то тяжелая, мрачная тень. Они подошли и спросили: «Что это за хренота?» — «Да это из того, что мы разучиваем», — ответил он. «Ну и дрянь», — сказали они, на что он ничего не ответил, взял свою гитару и стал брать ми — мажорные аккорды, которые они привыкли слышать, и на этом наша репетиция закончилась в тот день. Мне пришлось снова позвонить Бобу Финкелю и попросить его; «Вы не могли бы убрать их отсюда? Они не дают мне работать.» И он убрал их из студии. Однако Элвис не мог дождаться, чтобы продолжить наши репетиции».

Не так уж удивительно, что Чарли Ходж был единственным парнем, который проявил какой — то музыкальный интерес к тому, над чем работали Голденберг и Элвис, но, к огромному удивлению Билли, Полковник выказал ему немалую долю личной доброты. «Он всегда был ко мне очень внимателен. Он нередко говорил: «Расскажите мне о себе. Как вы живете? Чем бы вам хотелось заниматься?» Ему нравилось слушать о моей жизни, о том, что со мной происходило, и он, бывало, спрашивал; «Может быть, я чем — то могу вам помочь, как — то облегчить работу?» Он имел в виду работу с Элвисом. Он нередко говорил мне; «Вы очень нравитесь моему мальчику». Голденберг не знал, как понять все это, но был благодарен за это. И Байндер, и Боу из, и Боб Финке ль тоже все заметили с облегчением значительную перемену погоды; по какой — то причине и Полковник, и Элвис, каждый, несомненно, ради своих собственных целей и каждый по — своему, похоже, наконец решили все — таки сделать шоу.

Дела с этого момента шли по большей части гладко — или, во всяком случае, более гладко, чем раньше. Элвис упорно работал над своим танцевальным шагом с Лансом Ле Голтом, учась добиваться точных и выразительных движений в хореофафически сложных эпизодах программы. Примерки у Билла Белью тоже проходили гладко после того, как миновал кризис, связанный с золотым костюмом из ламе. Все на шоу ждали, когда Элвис начнет показывать признаки вспыльчивости, но он обманул их ожидания, демонстрируя в работе то же демократическое отношение, которое всегда выказывал на съемочной площадке. Финкель, однако, был по — прежнему по горло занят Полковником, который никогда не давал прохлаждаться. Еще раньше Паркер подрядил агентов «Уильям Моррис», прикрепленных к нему для шоу, стоять у дверей его офиса в экипировке караульных Букингемского дворца. Финкель, дабы не отстать, стал величать себя адмиралом Нельсоном, реквизировав из костюмерной одеяние лорда Нельсона и появляясь в бриджах по колено и треуголке. По настоянию Полковника они играли в игру под названием «Честность», в которой Полковник загадывал число, Финкель ставил на кон 20 долларов, затем пытался угадать это число — и, как можно было догадаться, почти всегда оказывался не прав. Один — два раза, когда Финкель уже думал, что никогда не выиграет. Полковник объявлял, что он наконец угадал правильное число и с кислым лицом отстегивал 20 долларов, однако исполнительный продюсер подсчитал, что за две недели репетиций он, должно быть, просадил почти 600 долларов. Финкель, в обычных обстоятельствах довольно трезвомыслящий человек, порой удивлялся себе и той странной власти, которую Полковник, похоже, заимел над ним всего лишь благодаря своему нестандартному очарованию. «Я делал странные вещи; он вытворял надо мной всякие штучки, и я платил ему тем же. Однажды я пришел к нему и сказал: «Полковник, я собираюсь побить вас в этих штучках. Если я возьму верх над вами и вы признаете это, вы отдадите мне свою трость. Я хочу повесить ее у себя на стене». И он согласился».