Однако оставалась проблема, как сообщить Полковнику. Он видел то, как Финкель управляется с Полковником, постоянно заботясь о том, чтобы поддерживать у него хорошее настроение, тщательно избегая даже возможности намека на какой — либо конфликт между менеджером и клиентом, Байндер и сам хорошо осознавал хрупкое равновесие власти в их отношениях и необходимость «никогда, ни при каких обстоятельствах не выказывать неуважения к Полковнику в присутствии Элвиса. Для Полковника было очень — очень важно никогда не терять контроля над ситуацией». На этот раз, впрочем, то, что он сказал, похоже, не имело значения. На новость об уходе Билли Стрейнджа Полковник отреагировал бесстрастно, давая понять, что проекту конец, что Элвис непременно откажется от участия в шоу. Он не сказал, что он порекомендует Элвису отказаться; он, похоже, просто предсказывал результат. «Байндел», как он привык называть Байндера, должен будет сам уладить этот вопрос с Элвисом, хотя Полковник питал очень мало надежд на благоприятное разрешение ситуации.
«Когда вошел Элвис, я отвел его в сторонку и сообщил ему о том, в чем состоит проблема, и он только и сказал: «Хорошо. Делай то, что считаешь нужным». И он никогда не возвращался к этому». Полковник тоже никогда больше не поднимал эту тему, тем самым убедив Байндера в двух вещах: что Элвис и Полковник были не одно и то же и что Полковник, пусть, возможно, и не способный признавать свое поражение в каком — то вопросе, в конечном итоге всегда держит свое слово. А в этом случае это значило, что это их шоу, если они, конечно, его провалят.
Именно в этот момент, менее чем за неделю до начала основной работы, на сцену вернулся Боунз. Они оба знали ограничения Билли Голденберга, эти самые ограничения и заставляли Билли отказываться от участия в проекте вначале. Он был бродвейским композитором, оркестровщиком и аранжировщиком с «законными» театральными амбициями, однако это шоу было в конце концов о рок — н–ролле. Билли великолепно бы справился с романтическим лейтмотивом «Guitar Man» и оркестрованными вставками, но когда дело дойдет до работы с ритм — секцией или даже до необходимости убеждать Элвиса в демонстрации преемственности между его прошлой работой и нынешним проектом, не могло быть вопроса, что необходимым звеном будет Боунз. Он будет выступать в роли музыкального продюсера, отвечающего за весь проект в целом, объяснили они Билли, который был несказанно счастлив появлению наконец — то союзника на этой новой и скользкой территории.
Билли одержимо работал над музыкой в выходные, начав работать с Элвисом на регулярной ежедневной основе только 17 июня, в тот день, когда они переехали на NBC. Он уже столкнулся с сопротивлением со стороны парней, главным образом со стороны Джо как их главного выразителя. «Он звонил и спрашивал: «Что вы собираетесь делать? Чего нам ожидать?» Я отвечал: «Вы знаете, я собираюсь работать с Элвисом». Тогда он спрашивал: «А с какими музыкантами вы будете работать?» Я отвечал: «С оркестром». Тогда он говорил: «Нам не нравятся оркестры. Элвис хорошо работает с гитарами. С ними можно сделать все, что хотите». Я же отвечал ему: «Нет, не все, поскольку мне нужно передать немало концептуального материала». На что он заявлял: «Не думаю, что это пройдет. Что ж, нанимайте ваш оркестр, но если он нам не понравится, мы отошлем музыкантов домой».
До нынешнего момента это была всего лишь незначительная досадная помеха, которая, как предполагал Билли, проистекала столь же из личных, столько из музыкальных предубеждений. Теперь же, однако, не было времени на то, чтобы отвлекаться на «полуугрожающие» телефонные звонки; им необходимо было незамедлительно вернуть работу над шоу в нужную колею. Поэтому он позвонил Финкелю и сказал, что ему нужно иметь возможность напрямую общаться с Элвисом, без каких — либо посредников, что ему не нравится «постоянно получать звонки от людей и беспокоиться по поводу того, не убьют ли его за написание доминантной сентимы». Финкель посоветовал ему не беспокоиться, что он позаботится об этой проблеме, и с этого момента Билли работал с Элвисом лишь вдвоем. Однако человек, с которым он столкнулся, очень сильно отличался от того Элвиса Пресли, которого он ожидал увидеть.
«Первый раз, когда я вошел в студию, Элвис сидел за роялем и играл «Лунную сонату» Бетховена. Я подумал про себя: «Что тут происходит? Очень интересно». А он говорит мне: «А вы знаете эту вещь?» «Да, знаю», — ответил я. «А что следует за этим?», — спросил он, после чего снова сыграл первую часть. Я сел рядом с ним и сыграл продолжение. «Здорово», — сказал он, затем сыграл услышанное, и большую часть нашей первой репетиции мы провели за разучиванием «Лунной сонаты»!