«Мы взяли взрослого консультанта общества, меня и двух других парней. Нас пропустили через ворота и разрешили подняться в дом; все было как с открытки: вы подъезжаете и видите великолепное здание, точно Белый дом, с припаркованным снаружи черным «Роллс — Ройсом». Джо Эспозито открыл дверь и сказал: «Элвис спустится через минуту», — и мы прошли в музыкальную комнату и стали осматриваться. К этому моменту я был весь на нервах, но тут спустился Элвис, который был совершенно бесподобен. Он просто излучал искренность и радушие. И вот мы совершенно искренне посвятили его в наше студенческое братство. Он возложил руку на череп и прочитал клятву; мы сообщили ему наш тайный пароль, и я объявил его членом нашего братства. Он был совершенно великолепен».
В каком — то смысле их смутила сама неподдельность его реакции. Он рассказал им о том, что всегда хотел пойти учиться в колледж, но не имел возможности; он расспросил о футбольной команде университета и выразил надежду, что, возможно, сможет побывать на каких — нибудь играх. «Я очень люблю футбол, — сообщил он им. — Я всегда хотел быть футболистом, но у меня не было возможности играть в футбол, так как я должен был работать». Он вспомнил о танцевальных вечерах, на которых играл в Джонсборо и других маленьких арканзасских городах каких — нибудь несколько лет тому назад. Богатство в глазах обладателя, заявил он, гордо показывая свой «Роллс — Ройс». «Знаете, когда я впервые приехал домой с этой машиной, я очень гордился ею, — сказал он. — В первый день, когда я приехал, я оставил ее снаружи, припарковав рядом с моим «Кадиллаком» — лимузином. Пришла служанка, и первое, что она сказала: «Мистер Элвис, я слышала, что вы купили себе новую машину. Мне бы очень хотелось взглянуть на нее». Я сообщил ей, что она припаркована у самых ворот, на что она сказала: «Я только что оттуда, но я увидела только какой — то большой, длинный белый «Кадиллак» и какую — то старую черную машину». Когда они прощались, он сказал им: «Это самая чудесная награда из всех, которые я когда — либо получил. Можете быть уверены, что она займет почетное место в моем доме».
Фредди Бинсток появился днем 29 октября, чтобы согласовать песни для записи госпел — альбома, начало которой было запланировано на 6.30 следующего вечера. В который раз запись должна была ограничиться одной — единственной ночной сессией, и хотя Полковник всячески позаботился о том, чтобы Элвис освободил день для Фредди, в действительности особенно нечего было согласовывать, так как Элвис прекрасно знал, что хочет записать, а Фредди уже заключил договор на включение в авторские права на издание многих песен. Фредди все же привез с собой одну новую песню — не госпел, — которую он заказал переделать Доку Помусу и Морту Шуману из другой, ставшей общим достоянием неаполитанской баллады («Torna a Suniento»). Элвису очень понравилась вещь Помуса и Шумана — «Surrender». Она давала ему возможность доказать своим критикам, что амбициозное новое направление, которое он впервые обозначил с помощью «It's Now or Never» (которая дошла до первой строчки прошлым летом, намного превзойдя по объему продаж «Stuck On You») и «Are You Lonesome Tonight?» (которая должна была быть выпущена в качестве нового сингла в течение близжайших двух недель), не было обманом. Большего нетерпения по поводу предстоящей записи он и не мог испытывать. Но он напугал Фредди, когда рассказал ему о посещающем его кошмаре. В этом сновидении не было поклонников за воротами, не было Полковника Паркера, он чувствовал себя одиноким, беспомощным и заброшенным. Молодой жизнерадостный австрийский бизнесмен не знал, как реагировать или что сказать Элвису, кроме того, как высказать предположение, что вполне естественно сомневаться в реальности успеха, когда пытаешься справляться с такой гигантской популярностью в таком молодом возрасте. Но его поразило это как любопытное признание и красноречивая метафора той степени, до которой Элвис связывал свой успех с присутствием рядом с ним его наставника.