Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Для Джоанн, которая приехала в Лас — Вегас после того, как прошлым летом закончилось ее царствование в качестве Мисс Миссури, славилась не только своей внешностью красавицы блондинки, но и своим веселым и бойким нравом. «Элвис был таким замечательным и нежным — он был всегда больше чем вежливым. Я помню, как он одергивал парней, если кто — то из них называл другого по имени, говоря: «Я называю его «мистером», поэтому тебе лучше тоже называть его «мистером»». Не знаю, я все это воспринимала как нечто нормальное. Упоительно было появляться где — нибудь с ним и видеть, как все оборачиваются, — в нем было что — то такое мистическое. С ним идешь на любое шоу и встречаешь самое лучшее обхождение: «Проходите сюда на первый ряд». Все было твоим. Все. что пожелаешь. Эго было умопомрачительно».

В глазах Джо это была не такая уж моноцветная картина. Его собственное представление об Элвисе было все более противоречивым, окрашиваясь в цвета его восприятия себя как человека, больше разбирающегося в жизни и знающего ее изнанку. «Элвис был очень беззащитным. Он ничего не знал об улице. Он знал только то. о чем читал в книгах». А эта беззащитность, чувствовал Джо, вела к слабости, боязни конфронтации, неспособности брать на себя ответственность и потребности окружать себя потенциальными козлами отпущения, в числе которых, понимал Джо, неизбежно окажется и он сам.

В Новый год они столкнулись с Доном Робертсоном, который приехал в город, чтобы расписаться со своей женой, и тоже остановил в «Сахаре». «Элвис познакомился с моей женой Ирэн еще раньше, она была со мной у него в доме и очень понравилась ему. В общем, мы сидели в кафетерии в «Сахаре» — Ирэн. я. Элвис и Ламар — и разговорились на тему излишнего веса. Я всегда мучился со своим весом, и Элвис тоже, а о Ламаре и говорить нечего. И вдруг Элвис говорит: «У меня есть кое — что для вас. Я принимаю кое — какие таблетки, они дают просто чудесный результат». После того как мы разошлись, один из парней Элвиса спустился ко мне в холл и сказал: «Элвис просил меня передать вам это». Эго была большая бутылка с тысячью таблеток декседрина. и я сразу же начал принимать их». Позже Робертсон заметил за рулеткой Полковника, спускавшего, как ему показалось, тысячи долларов, «и у нас с ним состоялся очень краткий разговор. Он сказал: «Вам очень повезло с Элвисом, не правда ли?» Это всё, что он сказал, но между слов читалось, что, мол, никакой моей заслуги тут не было. Мне просто повезло».

Дни растянулись на недели, недели на месяц и больше. Люди приезжали и уезжали. Элвис праздновал 8 января свой день рождения с огромным тортом от друга Полковника Мильтона Прелла. — иногда казалось, что его словно что — то держит тут. Три раза они было уезжали и три раза были вынуждены возвращаться по обледенелым, заваленным снегом дорогам. Его любовь к Лас — Вегасу объяснялась прежде всего одной причиной: время тут было лишено смысла, тут не было часов, тут не было обязательств. Здесь можно было потерять себя, можно было удовлетворить любую свою прихоть — это было место, где он получал краткую передышку от всех сомнений, всех вопросов, притаившихся в засаде, выжидающих случая навалиться на него.

Глава 4 ОСТАВЛЕННЫЕ МЕЧТЫ

(январь 1962 — апрель 1964)

В конце января они наконец свернули лагерь и вернулись в Мемфис. Вернон и Ди к этому времени закончили с переездом, поселившись в своем новом доме на Хермитидж, в двух шагах от Грейс ленда, и жизнь снова вернулась в нормальную колею с привычным хождением в кино и другими подобными развлечениями. 18 и 19 марта в Нэшвилле состоялась еще одна запись, на которой Элвис сделал десять новых вещей. С пятью уже имевшимися дорожками от предыдущей записи плюс одна вещь, не вошедшая в «Blue Hawaii», это составило половину контрактного обязательства перед RCA за 1962 год, и мало кто сомневался, что остальная половина закроется саундтрековыми записями. Элвиса увлекли представленные на записи песни Дока Помуса и Морта Шумана, включая «Suspicion», еще одну вещь в увеличивающемся ряду стилизованных на итальянский манер композиций. Была одна особенно волнующая баллада в традиции Дона Робертсона («She's Not You», написанная Помусом в сотрудничестве с Джерри Лейбером и Майком Столлером), но самым захватывающим на записи снова была песня, принесенная самим Элвисом, за которую он взялся только в конце первой долгой ночи записи.