Элвис Пресли. Безрассудная любовь

Для Полковника фильмы были просто еще одним лакомым куском, рекламным инструментом с двоякой выгодой: фильмы могли продавать музыку, а музыка, в свою очередь, могла продавать фильмы. Не могло быть ничего проще или логичнее: альбом с саундтреком раскручивал выпускаемый фильм, а выход фильма гарантировал определенный уровень продаж и рекламную раскрутку для альбома. И по мере того как Полковник совершенствовал свой собственный брэнд синергического подхода (появление шариков, календарей, платов[20] на радио, фотографий в журналах и потока пресс — релизов сопровождало всякую рекламную кампанию, каждый аспект которой Полковник курировал лично), становилось все более очевидным, что никакой настоящей необходимости в чем — то ином, кроме как в саундтрековой музыке, нет. Зачем записывать отдельные синглы и альбомы, когда музыкальный материал к фильмам лучше продается, легче поддается контролю (для этого было вполне достаточно оставаться в рамках каталога «Хилл энд Рейндж»; каждая песня становилась собственностью «Элвис Пресли и Глэдис Мьюзик» и обеспечивала все финансовые уступки, которые столь часто были камнем преткновения для многих авторов со стороны) и позволяет выполнять все обязательства перед RCA? Это была почти во всех смыслах идеальная модель, и, ко всему прочему, из контракта с RCA давно уже исчез пункт, дававший компании номинальный контроль над выбором песен, а гарантированные выплаты и авторские гонорары заметно увеличились по сравнению с началом 1962 года (теперь Элвис и Полковник должны были получать 200 тысяч долларов, распределяемые между ними в соотношении 75 к 25 процентам, в качестве ежегодного аванса в зачет авторских гонораров по 1962 год включительно). Потому мало что могло испортить общее ощущение благополучия, царившее в душе Полковника, если не считать одной мысли, которая никогда не покидала его, мысли о том, что даже хорошее положение может быть улучшено.

Местом съемок новой картины «Girls! Girls! Girls!» Хэл Уоллис снова выбрал Гавайи — из — за красивых видов, красивых закатов и, разумеется, красивых девушек. Это была очень легковесная картина, сознательный шаг назад в художественном плане не только по сравнению с двумя фильмами «Юнайтед Артисте», которые предшествовали ей, но даже и по сравнению с «Blue Hawaii». Режиссером снова был Норман Таурог, и среди съемочной бригады было много знакомых лиц, но даже саундтрек казался всего лишь перелицовкой прежнего, и только вещь Отиса Блэкуэлла «Return to Sender» поднималась над уровнем полнейшей посредственности.

Они вернулись с Гавайев в конце апреля и закончили студийные съемки на площадке «Парамаунт» 8 июня. Было множество вечеринок и всегда множество девушек, но для Сэнди Ферра, в шестнадцать лет заканчивавшей голливудскую артистическую школу, в сердцевине оставался дух невинности. Хотя она и знала, что далеко не единственная девушка в его жизни, она не встречалась ни с кем, кроме него. Порой, когда они заговаривали о будущем, он говорил ей, что она та девушка, на которой ему хотелось бы жениться, если и когда придет время жениться. Он оставался очень нежным и заботливым к ней, никогда не давил на нее, но мог также и ревновать. Когда она пошла со своим одноклассником на выпускной бал, он очень расстроился, «поэтому моей маме пришлось заехать за мной в отель «Беверли — Хиллз» и отвезти меня к нему, а оттуда он сам отвез меня домой».

Ей было известно, что иногда он может вспылить, и тогда лучше не стоять у него на пути. Все говорили о девушке, которую Сонни привел однажды в дом. Ей вздумалось уйти в то время, когда Элвис и Сонни играли в бильярд. Она спросила Сонни, не может ли он отогнать свою машину, чтобы дать возможность ей проехать, а Элвис рассердился и сказал ей, чтобы она пошла поискала кого — нибудь другого для этого, — разве она не видит, что у них самый разгар партии? Девушка была не знакома ни с кем другим и, не сумев различить угрожающих признаков, снова обратилась к Сонни со своей просьбой. «Черт побери! — взорвался Элвис. — Ты разве не слышала, что я сказал? Иди поищи кого — нибудь другого». Растерянная и разозленная, девушка обругала Элвиса и назвала его «сукиным сыном». Тут Элвис и швырнул в нее свой бильярдный кий, который попал ей в грудь. Вероятно, это случилось потому, что она назвала его «сукиным сыном», как рассуждали после парни, — этого нельзя было говорить Элвису, он воспринимал это как оскорбительный намек на его мать. Но откуда это было знать девушке Сонни или любому другому постороннему человеку? Ей повезло, что она отделалась легким ушибом; хорошо, что она не подала в суд, согласились все парни, когда обсуждали это между собой.