На этот раз они пробыли там всего две недели с тягостным ощущением фрагментарности и дежа вю. Несмотря на всю его браваду в интервью Лойду Ширеру, Элвис чувствовал себя подавленным и опустошенным, уставшим от одних и тех же ситуаций, разговоров, маленьких драм мелочной ревности с бесконечными повторами, из которых, казалось, и состояла его ежедневная жизнь. В июне уехал Ламар; сразу после съемок «Girls! Girls! Girls!» произошла крупная стычка, и теперь он работал администратором у Бренды Ли — подруги и одноклассницы Сэнди Ферра по голливудской артистической школе. Ред и Сонни то появлялись в группе, то исчезали, пытаясь сделать собственную карьеру в Голливуде; Чарли половину времени гастролировал с ветераном кантри — музыки певцом Джимми Уэйкли; и он все больше беспокоился о своем двоюродном брате Джине, который, казалось, с каждой минутой становился все более невменяемым и чуть не умер от передозировки по пути из Калифорнии в августе. Джин два дня подряд был за рулем и подсел на стимуляторы, так что Элвис прописал ему для успокоения 500 мг демерола. Когда это не подействовало, Элвис дал ему еще 500 мг, однако Джин смешал это со снотворным, и когда Билли обнаружил его, он лежал без сознания в конце фургона и едва дышал. Кое — как им удалось оживить его — но становилось все более ясным, что Джин больше не сможет вписываться в их компанию.
На взгляд Билли, Элвис провоцировал конфликт, дабы развлечься. Он третировал кого — нибудь из них в течение недель из — за воображаемого проявления неуважения, он представлял себе, что «среди нас был Иуда… и натравливал одного из нас на другого. Такое всегда происходило, когда он слышал, что кто — то из парней что — то сказал о нем. И мы все были виноваты в этом». Жизнь всегда немного оживлялась, когда в компании появлялся новый парень, — так, к примеру, было, когда в Калифорнию в отпуск приехали Ричард Дэвис и Джимми Кингсли, которые тусовались с ними в Мемфисе, и Элвис пригласил их остаться — сначала на время съемок «It Happened at the World’s Fair» («Это случилось на всемирной ярмарке»), затем просто так. Он не особенно думал о том, кто мог бы вписаться в их группу, иногда казалось, что он просто искал глоток свежего воздуха.
Единственное, о чем он мог по — настоящему думать, во всяком случае теперь, был предстоящий визит Присциллы. На самом деле он мало думал о том, что будет дальше, когда она уезжала в июле, он сам не был дома на Рождество довольно долгое время, с тех пор как умерла мама, и у него не было какого — то особого плана, когда он предложил ей приехать к нему в Грейсленд. Но казалось, что чем больше упорствовали ее родители, тем настойчивее он становился, пока наконец они не согласились ее отпустить при том условии, что за ней будет строгий надзор, как тогда в Калифорнии, когда она остановилась в доме Баррисов. Элвис тут же сказал, что она может остановиться у его отца и мачехи в их новом доме на Хермитидж, что он даже попросит их встретить ее в аэропорту в Нью — Йорке с тем, чтобы ей не пришлось ехать в Мемфис одной.
С приближением дня ее приезда его охватывало все большее и большее нетерпение, и он попросил Вернона позвонить ему сразу же, как они прибудут на Хермитидж, чтобы он мог приехать и самолично провезти Присциллу через ворота Грейсленда. Ежегодные рождественские декорации были полностью установлены, дом сверкал огнями, а у ворот поклонники щелкали фотоаппаратами, снимая вертеп на лужайке в натуральную величину, — однако она могла думать только о том, что наконец была здесь, с ним, что после всех этих долгих лет она действительно увидит его дом. Вся компания была в сборе и ждала, когда она приехала, — некоторых она узнала, других видела в первый раз, — но Элвис умыкнул ее в комнату бабушки, где у них состоялось краткое, но счастливое воссоединение. Как обстояли дела после ее отъезда? — спросила она бабушку, когда Элвис оставил их наедине. Бабушка тряхнула головой. Она беспокоится за Элвиса, сказала она. Ей кажется, что он все еще расстроен из — за женитьбы своего отца. «Он больше не проводит много времени в Грейс ленде, и его папа беспокоится… Не знаю, смирится ли он когда — нибудь [с браком отца]».
В тот вечер она была так взвинчена, что Элвис дал ей для успокоения две большие красные таблетки. Она не просыпалась двое суток, а когда проснулась, обнаружила, что все были до смерти перепуганы; Вернон и бабушка хотели сразу же вызвать врачей, поведал ей Элвис, но он запретил им это делать. Ее же больше беспокоило то, что она потеряла эти два дня.