Элвис Пресли. Последний поезд в Мемфис

Нил мечтал о телевидении и кино. Он ничего не говорил, но они копили деньги, полученные за выступления, создавая свой маленький фонд для поездки в Нью–Йорк на прослушивание у Тома Годфри. Нил никогда не упоминал об этом при Сэме. Он рассказал Полковнику, что каждую ночь ребята на износ работали в различных клубах и каждый раз производили фурор, вроде того, который Полковник Паркер наблюдал в Тексаркане. Полковник проворчал что–то невнятное. По его разумению, если этот тип музыки становился популярным, то его также мог популяризировать Том Сэндс, его молодой протеже в Шривпорте. Как раз об этом он собрался написать Стиву Шоулзу после встречи с Филлипсом. Подожди, пока ты не посмотришь вечернее шоу, настаивал Боб Нил. Основываясь на собственном опыте, Нил был склонен сомневаться, что Том Паркер являлся лучшим в своем деле. В глубине души он предугадывал слияние интересов. Он с нетерпением ждал начала. Нил знал, что, когда этот тур закончится, в будущем предстоит еще больше туров, больше выступлений, с Полковником или без. Он жаждал вырваться со средне–южной территории.

Тур, возглавляемый Хэнком Сноу, при участии сестер Картер и матушки Мейбелл, а также прославленного комика Уити Форда (более известного как Герцог Падьюки) начался в Росвелле, штат Нью–Мехико, девять дней спустя. Накануне ночью Элвис выступал в Лаббоке, штат Техас, где проводил концерт чуть больше месяца назад. Так же как и в прошлый раз, шоу вел сын Хэнка, Джимми Роджерс Сноу, который собирался присоединиться к туру следующей ночью. Будучи всего на несколько месяцев младше Элвиса, Сноу был потрясен встречей с этим парнем, одетым в «блестящий жакет, черные штаны с белой полосой по бокам, что вызывало у детей дикий восторг. Я никогда не видел никого похожего на него — это было нечто особенное. Я никогда не слышал об Элвисе Пресли, и, когда меня пригласили, я не представлял себе, о ком идет речь. Полковник просто позвал меня и сказал: «Ты будешь вести шоу с этим парнем, Элвисом Пресли, в Лаббоке, штат Техас». Той ночью мы развлекались и болтали, кстати, Бадди Холли также ошивался в клубе [на самом деле Холли открывал шоу со своим другом Бобом Монтгомери], и мы сразу стали друзьями».

Они присоединились к остальным в Росвелле и две ночи спустя играли в Одессе, где Элвис успел стать чем–то вроде местной легенды. Не было ничего необычного в восхищении девятнадцатилетнего одесского музыканта по имени Рой Орбисон, который приглашал Элвиса сниматься в местном телевизионном шоу, как только тот впервые прибыл в город. Позже Орбисон сказал об этой встрече: «Он обладал невероятной энергией и восхитительным чутьем… Подобное впечатление я испытал, когда я впервые увидел фильм Дэвида Линча — «Синий бархат». Я просто не знал, как мне реагировать на это. Наша культура не создала ничего такого, с чем это можно было бы сопоставить».

Хэнк Сноу был склонен с ним не согласиться, хотя смотрел на предмет обсуждения с абсолютно иной позиции. Сноу, гордый, невозмутимый канадец с железной волей, держал дистанцию по отношению к «пацану» еще и потому, что помнил, как четыре месяца назад представил его в «Опрае». Элвис, со своей стороны, дал понять Джимми, что он идеализирует его отца — он знал каждую песню Хэнка Сноу и настаивал на личном исполнении наиболее неизвестных из них («Brand on my Heart», «Just a Faded Petal from a Beautiful Bouquet», «I'm Gonna Bid My Blues Goodby»), как бы для того, чтобы подчеркнуть свою причастность к Хэнку.

Для Джимми Роджерса Сноу, названного в честь «отца кантри–музыки» и с самого детства познавшего цену успеха — от неожиданных каникул в середине школьного года до нарушенных обещаний, горького разочарования и звука отцовской пишущей машинки (Хэнк лично отвечал на письма своих поклонников), появление Элвиса было откровением, озарившим его жизнь. Пресли стал для него олицетворением особой чистоты и невинности, он, казалось, был свободен от разрушительной борьбы и грубого уродства, представлявших собой реалии шоу–бизнеса.