Эмигрант

— Только встретив нас, ты вспомнил, что являешься творцом. Только встретив нас, ты снова стал сбегать в другие миры, заглатывая туда все вокруг себя. Но у тебя ничего не получилось, и ты попытался игнорировать окружающий тебя мир. Ведь так?

— Нет… Совсем не так. Я пытался! Я пытался вспомнить, честно!

— Мы знаем, — Вильгельм снял с себя шарф и улыбнулся. — Мы все знаем, ведь всегда были рядом с тобой.

Мистер Уан обомлел. На него смотрело такое же лицо… Те же скулы, тот же рот, та же форма, те же брови, те же глаза… Сейчас на мистера Уана взирал такой же мистер Уан только без слез…

— Нет…, — мистер Уан в ужасе попытался отползти от двух мистеров Уанов.

— Ты знаешь все, — вдруг пронзительно серьезно произнес мистер Уан. Улыбка исчезла. — Скажи это.

Мистер Уан в ужасе переводил взгляд то с одного такого же лица в черном пальто, то на другого только в сером пальто. Последние слезы стекали по его щекам и падали на снег, оставляя темные пятна, которые уходили немного вглубь покрова. Вглубь покрова, вглубь истины…

— Мы все один человек.

— Верно, — ответил Мистер Уан, и все они встали.

Одинокое надгробие стояло вдалеке от общего кладбища. Это было желание самой умершей. Ей было дорого это место, но она понимала, что здесь ей больше никто не рад. И спустя много лет, когда настал час ее кончины, я не пришел на ее похороны. Единственными людьми, кто видели ее мертвой, были та старушка да священник. Я струсил… Мне было страшно снова взглянуть в ее глаза… Нельзя было так поступать, определенно нельзя, но я все равно бросил и пошел в совершенно иную сторону. Я бросил человека, который сопровождал меня всю жизнь… И я сожалею… Ужасно сожалею о том, что было! Ужасно…

Старушка бережно и не спеша стряхивала снежинки с ухоженной могилки на краю кладбища.

— Уже вернулся? — спросила старуха.

— Вернулся, Наталья Владимировна, — я виновато улыбнулся.

Старушка долго смотрела на меня, морщинясь и рассматривая каждый мускул на моем лицо. Я виновато улыбнулся и не смел сделать больше шагу.

— Так это ты…, — грустно, но тепло произнесла старушка.

— Да…

Я упал на колени.

— Простите меня! — мой крик потревожил спокойствие спящих. Даже небольшой снегопад, недавно начавшийся, на миг замер из-за громкого возгласа.

— Что ты! — впопыхах старушка подбежала и тут же подняла меня на ноги. — Совсем-то чудной! Ну, что было то было… Не исправишь уже боле-то прежних ошибок. Не исправишь!

Отряхнув снег с моих штанов, старуха взвалила на себя мешок и пошла по тропинке на выход.

— Наталья Владимировна, вам помочь?

Старушка остановилась и обернулась.

— Ты себе-то помоги! У тебя мешок потяжелее-то будет…

Мы молча вышли из кладбища, сели в грузовичок и уехали в деревню.

На одинокой и ветреной платформе стояли только я и старушка.

— И куды-то ты снова пойдешь? В город-то?

— Да, — мой голос казался мне далеким, ненастоящим и ветреным. Будто не я разговариваю со старушкой, с бледным снегом, с сильным ветром, а кто-то чужой, другой я.

— Что ж ты там забыл? Вся правда тута, а там-то что?

— А там кто-то, кто знает чуть больше меня…

Старушка внимательно всмотрелась в мое лицо.

— Неужто ее коллега?

— Не знаю… Однако правду надо выяснить. Может, он просто случайный зритель. Я множество людей сменил, пока доходил сюда.

— Вернешься ли? — в ее хриплом голосе слышалась искренние печаль и надежда.

— Кто знает…, — я поднял голову на поезд, медленно приближавшийся к остановке.

— Бог знает, — старушка погладила мою руку. — Один Бог знает, что будет, да одному ему-то известно, каковы-то наши душеньки станутся.

— Может быть, и так. Ну, пора мне. Свидимся еще!

— Одному Богу известно…, — грустно вздохнула старушка.

Когда поезд подъехал, мы крепко обнялись и разошлись кто куда. В вагоне я еще видел ее сгорбленный стан, медленно передвигавший ноги по ужасной дороге. На ее спине был мешок. Поезд тронулся. Я отвернулся от окна и больше не глядел на бледный блеск окружающего мира, который будто бы фотографировал меня яркой вспышкой.

Глава XVI

В главное здание кампании зашел человек в длинной зимней куртке. Общий тон ткани ее был серым, капюшон и некоторые небольшие детали были черными, а меха светлыми. Столь странный стиль верхней одежды привлекал внимание окружающих. Люди то и дело бросали взгляд на знакомого, но странно изменившегося человека, весело напевавшего какой-то рекламный мотив. Он шел бодро, почти вприпрыжку, руками отбивал надуманный ритм, глазами искал подобных ему слушателей несуществующей мелодии. Стоило человеку подойти к лифту, как к нему подбежала замученная быстрым темпом своей жизни и работы секретарша. По ее красным пухлым щеками катился пот. Она удивленно и немного трепетно смотрела на человека.

— Здравствуйте, мистер Уан! — громко крикнула Мария Бондерек.

— Нет, это Я! — громко, на весь зал крикнул человек, положив гордо руку на свою грудь.

— Да, — непонимающе кивнула секретарша и хотела было уже добавить «Это вы, мистер Уан!», но ободряющий голос и уверенный взгляд, пронзительно вглядывавшийся в широкое и некрасивое лицо Марии, заставили женщину подыграть человеку. — Это Вы!