Эмигранты

Работа была проста и в то же время требовала навыка. На первом штампе из тонкого листа железа высекались кругляшки величиной с пятак — заготовки, как их называли в мастерской. Затем на втором штампе их «протягивали» в первый раз, получался контур будущей пробки, похожий на маленькую гильзу. На третьем штампе гильзу протягивали дальше, затем меняли матрицу и протягивали еще раз, придавая ей окончательную форму. Следующие две операции проходили на токарном станке: сначала на пробке делали витки для ее завинчивания, а затем обрезали неровные края. Пробки выходили аккуратные и трудно было поверить, что они сделаны вот на этих примитивных тяжелых прессах.

Пресс надо было заворачивать ровно, плавно, чтобы не порвать металл, затем раскрутить тяжелую крестовину пресса, вынуть заготовку, вставить новую. И так до бесконечности, до судорожной боли в мышцах рук, до ломоты в пальцах. Отдыхали редко. Виктор старался наштамповать пробок как можно больше, а Леонид не хотел от него отставать. Решили делать все операции вместе: один штамповал заготовки, второй делал первую штамповку пробок, затем оба становились на пробочные прессы.

— Ишь, как вы наладились, — посмотрев на их работу, сказал хозяин. — Так вы столько наделаете, что и денег у меня не хватит на расчет. Браку, смотрите, меньше делайте.

Хозяин иногда уходил из мастерской в поисках заказов. Он ремонтировал примусы, утюги, паял и лудил кастрюли и самовары, делал противни и духовки. В мастерской всегда стоял грохот железа, гул паяльной лампы, пахло горелым машинным маслом, сизый дым стелился под потолком и не мог найти выхода, так как вентилятора не было. От дыма першило в горле, временами становилось трудно дышать.

В мастерскую Леонид старался прийти пораньше, но уже всегда заставал там хозяина, обычно громыхавшего железом или что-нибудь паявшего. В полутемной мастерской язык пламени от паяльной лампы казался особенно ярким, Порфирий Иванович склонялся к самой лампе и тогда чудилось, что ревущее пламя вырывается у его изо рта.

За несколько дней работы на прессах кожа на ладонях омозолела, в нее тонкими прожилками въелось машинное масло, ничем не отмывавшееся, ночами мучительно ныли мышцы рук и суставы. Но Виктор говорил, что это постепенно пройдет, у него первое время так же болели руки.

Штамповали весь день, стараясь сделать как можно больше. Однообразие движений при штамповке превращало работающего в полуавтомат. Положил заготовку, повернул рукоятку пресса вправо, развернул влево, вынул из гнезда матрицы отжатую заготовку, положил новую, снова поворот вправо, затем влево, вынул заготовку, положил новую. И так до бесконечности. Затекали от долгого стояния ноги, начинала кружиться голова, мысли текли какие-то обрывочные, да особенно и задумываться было нельзя — чуть зазеваешь и получается брак. Все внимание нужно было сосредоточить на черном громоздком штамповочном прессе, порой казавшимся каким-то тираном, заставлявшим думать только о нем.

После нескольких дней работы Леониду показалось, что он не сможет больше крутить эти тяжелые пресса, настолько болели руки, все тело было налито свинцовой тяжестью. Но боязнь потерять работу заставила превозмочь это состояние и пойти в мастерскую, как всегда, рано утром.

Одна из попыток Леонида включить мотор насоса, откачивавшего воду из затопленного помещения, едва не закончилась трагически. Взяв в руку провода, идущие от мотора, Леонид закинул из на те, что висели на рубильнике и в то же мгновенье какая-то чудовищная сила тряхнула его изнутри, пронзила все тело, вывернула, казалось, из сустава руку. Он хотел выпустить провода, но они точно вросли в ладонь и не отрывались.

— Витя! — хрипло крикнул Леонид, чувствуя, что сейчас потеряет сознание.

Виктор сразу понял что происходит, подскочит и выключил рубильник. Ощущение страшного напряжения сразу исчезло, но все внутри еще трепетало, болела правая рука, окружающее плыло перед глазами. Виктор посадил его на скамейку. Лицо Леонида вдруг покрылось потом, наступила расслабленность во всем теле.

— Здорово меня шарахнуло, — сказал Леонид, немного очухавшись. — Как это получилось?

— Так ведь провода то почти без изоляции, она вся истлела. Да вообще т-т-акую п-п-роводку нельзя ис-спользовать. — Виктор был взволнован и заикался. — Этот с-сволочной хозяин к-каждую к-копейку экономит, новую п-проводку не хочет ставить!

— Ты уж не говори ему, что меня током ударило, — попросил Леонид, — а то материться будет.

— А к-как же н-не с-сказать? — все еще заикаясь от волнения, возмутился Виктор. — А если бы тебя убило?! Ведь пол в подвале сырой, кругом железо. А не скажи ему, так он и не почешется!

Когда хозяин пришел в мастерскую, Виктор сказал ему, что из-за неисправности проводов чуть не убило электротоком Леонида. Порфирий Иванович выматерился длинно и смачно, с опаской поглядел на Леонида, словно желая убедиться, что тот жив, а убедившись, сразу стал его ругать.