Эмигранты

— Раззява ты, надо смотреть как следует! Я вот завсегда включаю и ничего со мной не бывает! Что там провода оголенные! А ты бери за то место, где не оголенные!

— Другую проводку надо поставить! — вмешался Виктор.

— Эва, какой ты быстрый! — рассердился Порфирий Иванович. — Другую поставить! И с этой хорошо! Итак кругом одни расходы.

— Так ведь это копейки стоит! — не унимался Виктор.

— Там копейка, здесь копейка! Где этих копеек то напасешься?!

— Ну хотя бы новую изоляцию намотать, — примиряюще сказал Виктор.

— Изоляцию это можно. — тоном, подчеркивающим, что он согласен сделать такое благодеяние, закончил разговор хозяин.

Но прошло еще несколько дней, прежде чем Порфирий Иванович заизолировал провода. Ругаясь и бормоча под нос что-то о маменькиных сынках, он обмотал изоляционной лентой те места, где изоляция совсем иструхла.

— Ну все, теперь еще на сто лет хватит, — оторвал лишнюю ленту хозяин.

Такое решение вопроса техники безопасности Порфирий Иванович считал наиболее правильным и экономичным.

Между прочим на всех производствах Маньчжурии, как больших, так и малых, термин «техника безопасности» был неизвестен. Если рабочий травмировался на станке — значит зазевался, отвлекся, а раз так, что виновен только сам пострадавший. И ни один владелец мастерской или фабрики даже не представляет, что рабочему нужно платить в период его болезни из-за травмы. И в случае гибели рабочего его семья не получала ни пенсии, ни компенсации за погибшего кормильца. Все это считалось естественным.

Дома Леонид не сказал матери, что его едва не убило электротоком. Мать и без этого была огорчена тем, что Леонид работает в мастерской, приходит усталый, стонет ночью во сне, видно от боли в мышцах. Стоило, думала она, кончать гимназию, чтобы вот так, случайными заработками, добывать скудные гроши на жизнь. Конечно, кто-то должен работать и в мастерской, но не в таких каторжных условиях, как ее Леня. Один раз она зашла в мастерскую и была потрясена всем ее видом, полумраком, сыростью на полу и на стенах, тяжелым, каким то липким воздухом.

— Леня, — сказала она вечером, когда он вернулся из мастерской, — я не разрешаю тебе там работать! Ты же там наживешь чахотку! Проживем как нибудь и без твоего заработка!

— Ты знаешь, мама, — Леонид говорил медленно, точно что-то обдумывал, — ты всегда говорила мне, что каждый труд почетен. А теперь выходит, что для меня работа в мастерской позорна. Так что ли?

— Что ты говоришь? — с изумлением посмотрела на него мать. — Я просто очень беспокоюсь за твое здоровье!

— Здесь я хоть какую-то копейку заработаю, а в страховом обществе за месяц гроша ломаного не добыл. Только ботинки износил! Да ты за меня не беспокойся. — стараясь быть как можно ласковее, успокоил он мать. — Подвернется какая нибудь другая работа, сразу же уйду из мастерской.

Мать только горестно вздохнула. Леонид был прав. Парень большой, не может же он сидеть на шее у матери.

Виктор и Леонид, каждый день сдавая свою работу Порфирию Ивановичу, аккуратно записывали число принятых без брака пробок. Однако в конце недели, когда Порфирий Иванович стал им выплачивать деньги, оказалось, что каждому из них на несколько даянов насчитано меньше.

— Ошиблись, Порфирий Иванович, — сухо сказал Виктор. — Не с того конца, видно, считали.

— Как это не с того конца? — не понял сначала Порфирий Иванович. — Все точно до копеечки!

— А вы пересчитайте еще раз! — голос у Виктора был злой. — Пересчитайте! Итак бракуете чуть ли не половину пробок, а и за хорошие не хотите правильно платить!

— А я их снова пересматривал, там тоже брак оказался! — злобно глядя на Виктора, выматерился Порфирий Иванович. — Не нравится — уходи, а мне указывать нечего. Других найдем!

— Не найдете! Не всякий в вашу дыру пойдет! А коли пойдет, так быстро сбежит!

— Ты что, бунтовать вздумал! — разъярился Порфирий Иванович. — Мы таких бунтовщиков раньше быстро усмиряли! Думаешь здесь с такими не управимся?!

— Порфирий Иванович, — примиряюще сказал Леонид, — вы, правда, ошиблись, просто случайно. Пересчитайте снова, у нас же записано сколько пробок вы от нас приняли. Вот смотрите!

И Леонид на бумажке сделал умножение.

— Ну, значит, ошибся малость, это может быть! А только денег у меня сейчас все равно не хватит все заплатить. С заказчиков не все получил. Сам без копейки остаюсь. Ладно, потом доплачу, на следующей неделе.

— Вот гад! — со злобой сказал Виктор, когда они вечером шли из мастерской. — На каждой копейке норовит обмануть. «Сам без денег остался» — передразнил он Порфирия Ивановича. — Ты посмотрел бы какой у него дом в Нахаловке — целое поместье, свиней держит, коров, кур, гусей, уток. Кобель по двору бегает на цепи, здоровый как бегемот. Ты не смотри, что он так бедно одевается, а на самом деле он тысячами ворочает. Хвастает, что раньше бунтовщиков усмирял!

— Да ладно, успокойся, хорошо еще, что такую работу нашли. Будешь с ним ругаться, может уволить, скажет, что работы нет и все!