Мальчик умчался и вскоре вернулся с библиотечной стремянкой. Он установил её возле стеллажа художников и вскарабкался наверх. Даже стоя на самой последней ступеньке, Джордж не мог увидеть, что лежит на верхней полке, поэтому он протянул руку и пошарил там, куда указала Эмили Лайм.
– Ну? – спросила Дафна.
Джордж захихикал. А затем театральным жестом извлёк на свет фонарик:
– Та-дам!
Дафна ахнула. Эмили удовлетворённо кивнула. Джордж, включая и выключая фонарик, затанцевал победную джигу на вершине стремянки.
– Ура!!! – вопил он, ухмыляясь, как лунатик.
– Есть ли на нём имя? – спросила Дафна.
– Ну, Даффи, – ответил он, продолжая плясать, – остаётся лишь посмотреть…
Джордж поднёс фонарик к глазам.
А затем рухнул вниз.
17
Щека Джорджа дико болела. Что стряслось? Стукнулся, когда упал? Но в таком случае пострадало бы всё лицо. У мальчика слегка ныли руки и рёбра, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось со щекой. Её будто кто-то
Школьная медсестра Матрона влепила мальчику ещё одну затрещину. Более увесистую, чем первая. Глаза Джорджа мгновенно распахнулись.
– А!
Ученики Санта-Риты, даже сильно заболев, избегали посещать медкабинет. Тому было две причины. Первая – обои, столь оригинального жёлтого цвета, что от одного взгляда на них тут же сводило живот. Вторая, гораздо более весомая, – Матрона. Эта дама не имела не только медицинского образования и элементарных знаний, но и просто сострадания и доброты.
Один из наиболее правдоподобных слухов, ходивших по школе, гласил, что Матрона в прошлом была чемпионом мира по вольной борьбе. И попала в Санта-Риту после того, как её блестящая карьера бесславно завершилась убийством – то ли соперника, то ли судьи, то ли обоих вместе. Сила оплеух, которыми она лечила любые болезни, не оставляла в этом никаких сомнений.
– Мне гораздо лучше, спасибо! – поспешно произнёс Джордж и на всякий случай потрогал челюсть, желая удостовериться, что она всё ещё на месте.
– Видишь? – Матрона обернулась к Эмили Лайм. – Говорила же, он будет в полном порядке. Я хорошо знаю мою работу. Уж если берусь за дело, то больной немедленно поправляется и больше никогда не болеет. Знаешь, я совершенно точно не видела ни одну из девочек в моём кабинете дважды.
Она продемонстрировала свою ладонь, похожую на небольшую могильную плиту:
– Думаю, у меня волшебные руки.
– Экстраординарные, – сказала Эмили Лайм, и это действительно было так.
Джордж сел на узкой больничной кушетке, потёр щёку и свесил ноги вниз, чтобы спуститься на пол.
– Хорошо. Ну, мы пойдём, Матрона.
– Нет. Ты останешься.
– Нет, правда. Я в полном порядке. Вы творите чудеса. Это особенно невероятно, если учесть, с какой высоты я свалился.
Джордж вдруг понял, что это правда. Он сказал так, чтобы как можно скорее вырваться от Матроны. Однако действительно было странно, что он не чувствовал себя намного хуже.
– Конечно, ты в порядке, – Матрона положила руку ему на плечо и с непринуждённой мощью усадила обратно на кушетку. – А вот про бедную девицу, на которую ты упал, этого совсем не скажешь.
Она ткнула пальцем, похожим на сосиску, в сторону соседней кровати, где неподвижно лежала Дафна.
– Так что будь джентльменом и подожди, пока я реанимирую твою подружку, лады?
– Дафна! – Джордж спрыгнул с койки и сделал два быстрых шага по направлению к девочке.
– Она без сознания, – объяснила Матрона. – Но не волнуйся, я быстренько…
И она двинулась вперёд, занося над головой руку, как экскаваторный ковш.
– Нет! – Джордж попытался преградить ей путь. – Может, у вас есть нюхательная соль?[9] Видите ли, у Дафны… какая-то кожная болезнь… псориаз или чесотка… сейчас сыпи не заметно, но она всё равно заразна. К ней лучше не прикасаться.
Матрона остановилась. Выражение кислой брезгливости на её лице быстро сменилось миной глубочайшего разочарования.
– Терпеть не могу все эти новомодные научные средства. Предпочитаю полагаться на мой природный дар исцеления. Но учитывая обстоятельства… Думаю, придётся попытаться. Погоди-ка.
Она шагнула к стенному шкафу с красным крестом и рванула дверцы на себя. Внутри царил страшный беспорядок. Матрона довольно долго перебирала всякие банки и склянки и наконец выбрала коричневый пузырёк с какой-то светлой жидкостью. Стёрла с него слой пыли и поднесла близко к глазам. Губы её шевелились, когда она читала этикетку.
– Срок годности истёк, но, может, сойдёт.
Матрона отвернула крышку и сунула бутылочку Дафне под нос, слегка потряхивая из стороны в сторону, так что бледно-зелёный пар поднимался из горлышка. Ноздри девочки дрогнули раз, другой. Тут её веки резко распахнулись, открывая выпученные глаза, которые, казалось, пытались вырваться на свободу. Дафна подскочила на кушетке. Слёзы хлынули по щекам, а из дико разинутого рта вырвался вопль нечеловеческого страдания.
Потом она замолчала, зажмурилась, продолжая безмолвно разевать рот. Тело её сотрясалось от сильной дрожи.
– Ну, – удовлетворённо кивнула Матрона, – кажется, сработало.
Она завернула крышку и уважительно убрала пузырёк в шкаф.