– Ну что, касатики, убедились? – сказала девушка голосом бабки Анфисы.
– А вы кто? – спросила я.
– Анфиса я, – ответила девушка. – Чай не признали?
Мы с Володькой, не сговариваясь, кинулись в комнату. Там стояли – кровать, шкаф… Я заглянула под кровать, Воробей – в шкаф. Бабки Анфисы нигде не было.
– Ой-ой-оеньки, – заливалась девушка. – Проверять пошли! Да говорю же вам, я она и есть. У меня просто две головы. Одна старая, другая молодая.
– Ну покажите тогда старую голову, – сказал Володька.
– Нам, колдуньям, не полагается живую голову отдельно от тела показывать.
– А зачем вам две головы? – спросила я.
– Как это – зачем? «Одна голова хорошо, а две лучше», – слыхали такую пословицу? Со старой головой я хожу пенсию получать. А с молодой головой хожу на вечеринки поплясать…
В общем, так мы с Воробьем и не врубились, прикалывала она нас или действительно имела две головы. В принципе, всякое может быть. Вон, я в инете читала: в Мексике тетка родила девочку с четырьмя головами.
Пора было ложиться спать. Анфиса постелила мне на кровати, Володьке – на диване, а сама улеглась в кухне, на печке.
За окнами все так же бушевала метель. А нам было уютно лежать в теплой избе да на мягких перинах. И совсем не хотелось думать о черных колдунах; о том, что под нами – запасной выход из Ада; и что его собираются взрывать с помощью частицы «ип»…
– Эмка, – сказал Володька.
– Чего?
– Странная бабка, правда?.. То она старая, то она молодая. Фокусы какие-то. Зачем она нас разыгрывает?..
– А тебе, Воробей, не все ли равно? Ну фокусы, ну разыгрывает. Здесь же глухомань, вот она себя и развлекает. Скажи лучше спасибо, что на ночлег пустила. Ночевали бы сейчас в тайге вместе с Пахомом.
– Верно говоришь, однако, – сказал Володька, подражая Лаптеву.
Короче, мы уснули.
Глава XXVII
Ночь в церкви
На следующее утро девушка Анфиса снова превратилась в бабушку Анфису. Она наварила нам сибирских пельменей. Позавтракав, мы отправились на поиски черных колдунов.
Хоть кассирша и говорила, что Горлодуевка заброшена, но это оказалось не совсем так. В каждой избе кто-нибудь да жил. Другое дело, что жили тут одни старики и старухи. За весь день мы не встретили ни одного человека моложе ста лет.
Мы обошли всю деревню. Я по-деловому расспрашивала старух и стариков о сибирских обрядах и обычаях, а Володька тем временем заглядывал во все комнаты, якобы интересуясь предметами сибирского быта.
Никаких подозрительных личностей мы не обнаружили. Хотя до взрыва частицы «ип» оставалось всего четыре дня. А где, спрашивается, колдуны?.. Не в тайге же они, в самом деле, прячутся.
К вечеру мы вернулись в избу бабки Анфисы. К нашему приходу она сварила сибирские щи. И мы энергично заработали ложками.
– А хотите, касатики, поучаствовать в старинном сибирском обряде? – спросила бабка Анфиса.
– Конечно, хотим, – ответила я.
– А что за обряд? – поинтересовался Воробей.
– Псалтырь в церкви читать. Над покойницей.
Мы как по команде опустили ложки.
– Какой псалтырь? – насторожился Володька.
– Над какой покойницей? – насторожилась я.
– Псалтырь – это такая книжка с молитвами, – объяснила Анфиса. – А покойница – старуха Матрена. Она вчерась померла. Царствие ей небесное. Вот уж она-то точно ведьмой была. Че тока не вытворяла. Бывало, так расколдуется – по всему району изображение в телевизорах пропадало.
Мы с Воробьем переглянулись.
– Знаете, бабушка… э-э… – Я даже не знала, как и выкручиваться.
– Не боись, не боись, девка, – подбодрила меня бабка Анфиса. – Вы ж юные этнографы. Потом ребятам в школе расскажете, как ночью в церкви покойника отчитывали. Они вам завидовать будут.
– Да, но… – сказал Воробей, тоже не зная, что сказать.
– Я уж и с Герасимом договорилась, – продолжала бабка. – С церковным сторожем. Он должен подойти.
В дверь постучали.
– А вот и он… – Бабка Анфиса пошла открывать. – А вы сбирайтесь, касатики, сбирайтесь.
– Во попали, Мухина, – зашептал Володька.
– Фигня, Воробей. Подумаешь, ночь в церкви провести.
– Так там же мертвец в гробу.
– Ну и что? У меня же пушка.
В избу вошел Герасим, старик лет под двести.
– Ну че, этнографы, готовы?
– Давно уж готовы, – ответила за нас бабка Анфиса. – Ждут не дождутся.
– Ну дак идемте тады, – сказал Герасим.
Что нам оставалось делать?.. Накинув тулупы, мы поплелись за церковным сторожем.
И вот мы уже в церкви.
Горели свечи. Висели иконы. А посредине на возвышении стоял черный гроб.
– Это псалтырь, – подал мне сторож потрепанную книжицу. – Читать будешь от сих и до сих. Вишь, я тут ногтем отметил. Ну, бывайте, этнографы.
И Герасим, выйдя, стал запирать дверь на замок.
– Эй, эй! – закричал Воробей. – Вы зачем нас закрываете?!
– Таков сибирский обычай, – ответил сторож. – Отходную завсегда при запертых дверях читают.
И мы остались с Володькой вдвоем. Точнее, втроем, если считать покойницу.
Пламя свечей тревожно трепетало, и от этого наши тени на стенах принимали самые причудливые формы.
Уууyyyyyyy… – раздался за окнами волчий вой. А на крышку гроба упал желтый свет луны.