Эмпатия

С одной стороны, это успокаивает. Вроде как знаешь, что у него под черепом бродит. А с другой – никогда нельзя быть в этом уверенным.

Холодов затребовал информацию на мужчин из чёрного списка. Павел и Александр. Одному исполнилось тридцать лет. Второму – тридцать один год. Пара закадычных приятелей с детства.

Несколько (опять незаконных!) взломов аккаунтов и сопоставление с общим реестром граждан России, и выяснилось, что парни полгода назад исчезли не только из сети. Аннулирована бронь квартир, с работы уволили «за неявку», по банковским счетам и транспортным картам – тишина.

Как будто они умерли или…

– Кристиан, я идиот. Они преступники. Их изъяли из общества и отправили на принудительное лечение.

– Но тогда их точно нельзя подозревать в убийстве. После изъятия никто обычно не возвращается. Всю жизнь под присмотром за крепкими стенами и высокими заборами. – Синий слышал о таких случаях, к сожалению, после трудоустройства в МИТ чаще, чем хотел бы.

– Но они могут быть ключом к этой истории. – Алекс уже пытался выжать из системы безопасности исправительной инспекции максимум.

Синий этого всего не одобрял, но мысленно любовался техникой взлома государственных серверов. Это даже не кража данных, а мягкая, но жёсткая проверка границ. И там, где есть дыры, можно протиснуться и упасть в море нужной информации.

– Оформи параллельно как внеплановую проверку сервера исправительной инспекции на уровень безопасности защиты. И сразу выпиши предписание за пробелы в публичном поле поиска. – Алекс уже изучал данные о медицинском принудительном лечении.

– Так точно. – Кристиан забыл даже про кофе, увидев диагнозы Паши и Саши.

«Сексуальная агрессия, садизм, стремление причинить боль жертве и контролировать за рамками сексуального контакта».

Синий помотал головой, пытаясь избавиться от навязчивых видений того, что могло случиться с Ариной, если бы она осталась наедине с этими двумя.

Что за моральные уроды. Шли бы в дроидобордели и там творили что хотели. Администрации «центров релаксации» не списывают с клиентов стоимость изувеченных человекоподобных машин. С ними можно делать что угодно, после того как разумные машины предыдущего поколения перешли грань в действиях по отношению к людям. И речь шла не о поиске эрогенных зон и оргазмах.

– Так. Они добавились в контакты и полгода обсуждали с ней музыку. Сходили на пару концертов, были совместные трансляции с указанием участников. А потом, потом мужчины позвали её к себе посмотреть по «Эшке» выступление рок-монстров на другом континенте. Но до «Эшки» дело не дошло. – Алекс умел читать между строк и связывать в единый сюжет разрозненные данные из истории использования «Эшки», полицейского доклада и протокола «лечения» насильников.

– Но если она выжила и вернулась к нормальной жизни, значит, всё было не так серьёзно. – Кристиану до ужаса было жалко Арину.

– Или она резко и намертво забыла, как её пару дней держали голой на цепи в квартире без еды и воды и вытаскивали кляп изо рта не для того, чтобы дать попить или поесть. – Алекс уставился на пустую кружку в руках Кристиана.

– А почему тогда у нас нет данных, что она – клиент «Терапии»? Это же важная информация. – Синий не двигался с места.

– Потому что полгода назад управленцы «Эмпатии» предложили выдавать информацию об участии в «Терапии» или «Очищении» только по специальному правительственному запросу.

– И теперь? – Кристиан пытался вспомнить, была ли в досье, которое передала Счастливая, отметка об участии Арины в «Очищении».

– И теперь мы понятия не имеем, сколько преступников и их жертв стали лабораторными крысами «Эшки» за минувшие шесть месяцев. И на перечень действий в отношении каждого испытуемого требуется ещё один правительственный запрос, согласованный через кабинет министров. – Алекс присвистнул, изучая последнюю инструкцию по документообороту в отношении «Терапии» и «Очищения».

– Но это же не просто так придумали, а чтобы защитить пострадавших или членов их семей, которые не виноваты, что их брат, кум или сват оказался монстром, чудовищем из фильмов ужасов прошлого столетия. – Кристиан до последнего не верил в «теорию заговора».