Со временем, конечно, различие между богатыми капиталистическими работодателями и бедными подмастерьями-работниками становилось все более заметным. К 1825 году в Бостоне, например, 62 процента всех плотников в городе стали наемными работниками, не имеющими собственности; и только около 10 процентов подмастерьев в том же году смогли подняться до уровня мастера.92 К третьему десятилетию XIX века большинство ремесел начали распадаться на современное классовое деление между работодателями и работниками. Но в 1790-х годах крупных промышленников вроде Леффингвелла и мелких ремесленников вроде Брюстера все еще объединяла общая обида на аристократический мир , который унижал их с начала времен. По этой же причине Джозеф Уильямс, торговец мулами, встал на политическую сторону ремесленников и фабрикантов, как Брюстер и Леффингвелл. Хотя Уильямс был самым богатым человеком в Норвиче и как торговец имел интересы, отличные от интересов ремесленников и промышленников, он, тем не менее, разделял их ненависть к федералистской аристократии Коннектикута.93
Несмотря на все видимые различия между богатыми торговцами мулами, мелкими сапожниками и крупными фабрикантами, социально и психологически все они были людьми среднего достатка и рода занятий, резко отличавшимися от джентльменов-аристократов, которым, казалось бы, не нужно было работать, чтобы зарабатывать на жизнь. В XVIII веке, пишет главный историк зарождающегося среднего класса в Америке, "важным иерархическим различием было то, которое отделяло несколько элит от всех остальных". Таким образом, по сравнению с огромной разницей между дворянством и простыми людьми "различия между ремесленниками и рабочими не имели реального значения". В результате, что и говорить, - говорит историк Стюарт М. Блюмин, - люди среднего достатка оказались гораздо ближе к низам общества, чем к верхам". Что связывало этих разрозненных ремесленников и рабочих среднего звена вместе, так это их общая причастность к ручному труду. Механики и ремесленники считали "крестьян в деревне" "братьями", поскольку они "добывают себе пропитание, как и мы, трудом рук своих".94
В десятилетия после революции эти средние рабочие из северных районов страны - фермеры, ремесленники, чернорабочие и начинающие бизнесмены всех мастей - выплеснули свой сдерживаемый эгалитарный гнев на всех этих "аристократов", которые презирали их как узколобых, приходских и нелиберальных, и все потому, что они "не прохрапели четыре года в Принстоне". Они призывали друг друга избавиться от своей прежней политической апатии и "продолжать кричать против судей, адвокатов, генералов, полковников и всех других людей, занимающихся проектированием, и день будет наш собственный". Они требовали "делать все возможное на выборах, чтобы не допустить избрания всех талантливых людей, юристов, богачей".95 В 1790-х годах они объединились в Демократическо-республиканские общества, и в итоге они составили основную часть Республиканской партии на Севере. К концу второго десятилетия девятнадцатого века эти простые рабочие люди изменили представление о том, что значит быть джентльменом и политическим лидером.
Хотя Джефферсон был аристократическим рабовладельцем, его политическим гением было понимание того, что мир ранней Республики должен принадлежать людям, которые живут ручным трудом, а не умом. Города, по его мнению, были опасны и способствовали рассеянности именно потому, что в них люди стремились "жить головой, а не руками".96 Но Джефферсон лишь выражал взгляды своих многочисленных последователей с Севера. В последующие после революции десятилетия жизнь головой стала приравниваться к досугу, который был назван бездельем и подвергнут самой язвительной критике - критике, которая намного превосходила все, что было в Англии или Европе в эти годы.
Разгневанные демократы-республиканцы, включая Мэтью Лайона, который переехал в Кентукки и служил там конгрессменом с 1803 по 1811 год, обвиняли всех тех джентльменов, которые "не были вынуждены добывать свой хлеб трудом", в том, что они живут "за счет труда честных фермеров и механиков". Те, кто "не трудится, а наслаждается в роскоши плодами труда", - утверждали республиканцы, - не имеют права "окончательно решать все акты и законы", как это было в прошлом. Одновременно с нападками на праздность дворянства и его способность управлять, северные республиканцы подчеркивали и почитали значение и достоинство труда, к которому аристократы традиционно относились с презрением.97