Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

В 1789 году федералисты, лидеры новой республики, которые придерживались названия, использовавшегося сторонниками Конституции в 1787-1788 годах, с оптимизмом смотрели на формирование нового правительства. Результаты выборов 1788 года показали, что большинство членов нового Конгресса были сторонниками Конституции - по крайней мере, сорок восемь из пятидесяти девяти конгрессменов и восемнадцать из двадцати двух сенаторов. А Джордж Вашингтон был единогласно избран первым президентом Соединенных Штатов. Действительно, ожидания были настолько велики, что некоторые федералисты опасались, что разочарование неизбежно.1 К 1789 году даже главные противники Конституции, антифедералисты, смирились с ней, хотя, конечно, и ожидали, что в нее вскоре будут внесены поправки. Никто не хотел выступать против нового национального правительства, не дав ему того, что Вашингтон назвал "честным шансом".2

К 1789 году наиболее национально настроенные федералисты, такие как Гамильтон и Вашингтон, были полны решимости превратить Соединенные Штаты в единую нацию, самостоятельную республику, обладающую правительственной властью и способную активно действовать в общественной сфере. Монархии по всей Европе пытались объединить свои разрозненные коллекции мелких герцогств, княжеств, провинций и городов-государств - их насчитывалось почти 350 - и построить сильные консолидированные национальные государства.3 Но может ли республика размером с континент, такая как новые Соединенные Штаты, сделать то же самое? Сама идея единой республики "в среднем на тысячу миль в длину и восемьсот в ширину, содержащей шесть миллионов белых жителей, приведенных к единому стандарту морали, привычек и законов, - предупреждали антифедералисты, - сама по себе абсурдна и противоречит всему опыту человечества".4

К 1789 году многие федералисты утратили веру в революционную мечту 1776 года - что Америка может существовать при минимальном правительстве. Некоторые федералисты Новой Англии, "видя и страшась зла демократии", по словам одного путешественника 1790-х годов, даже были готовы "признать монархию или нечто подобное ей".55 Богатый торговец из Новой Англии Бенджамин Таппан, отец будущих аболиционистов, был не одинок в своем мнении, что хорошая доза монархизма необходима, чтобы компенсировать народные эксцессы американского народа. Хотя Генри Нокс, близкий друг Вашингтона, устроил Таппану "мягкую проверку" за открытое высказывание такого мнения, Таппан сказал Ноксу, что не может "отказаться от идеи, что монархия в нашей нынешней ситуации становится абсолютно необходимой, чтобы спасти штаты от погружения в самую низкую пучину несчастий". Поскольку он "излагал свои мысли во всех компаниях" и нашел их хорошо принятыми, он полагал, что "при правильной организации дела это будет легко и скоро осуществлено", возможно, с помощью Общества Цинциннати, братской организации бывших офицеров времен революционной войны. Даже если ничего не будет сделано, Таппан намеревался продолжать "решительно отстаивать то, что я предложил".6

Как ни распространен был этот тип мышления в некоторых частях Америки в конце 1780-х и начале 1790-х годов, федералисты, даже те, кто придерживался высоких тонов, не были традиционными монархистами. Как бы пессимистично ни относились некоторые федералисты к республиканскому строю, большинство из них не желали возвращаться к монархической и патриархальной политике колониального ancien régime, в котором правительство рассматривалось как источник личного и семейного обогащения. Большинство из них также не верили, что восстановление монархии возможно в Америке, по крайней мере, в настоящее время. Поэтому большинство федералистов считали, что любые аспекты монархии, которые они надеялись вернуть в Америку, должны быть помещены в республиканские рамки. Действительно, Бенджамин Раш в 1790 году описал новое правительство как такое, "которое объединяет в себе энергичность монархии и стабильность аристократии со всей свободой простой республики".77 Хотя федералисты никогда открыто не заявляли о своей цели, возможно, они действительно намеревались создать еще один августовский век, век стабильности и культурных достижений после революционных потрясений.8 В конце концов, Август стремился привнести в Римскую империю элементы монархии и при этом все время говорил о республиканстве.