Empire of Liberty: A History of the Early Republic, 1789-1815

В то же время сам Джефферсон все больше тревожился по поводу направления деятельности федерального правительства. В мае 1792 года он более подробно, чем ранее, изложил Вашингтону свои возражения против бумажных схем Гамильтона и влияния его "коррумпированной эскадры" в Конгрессе. Конечной целью" системы Гамильтона, писал Джефферсон, было "подготовить почву для перехода от нынешней республиканской формы правления к монархии, образцом которой должна стать английская конституция". Если огромная масса народа не поднимется и не поддержит "республиканскую партию", предупреждал Джефферсон, Союз может распасться. Хотя Джефферсон написал это, чтобы убедить Вашингтона, что "кризис" настолько серьезен, что требует от великого человека остаться на второй срок в качестве президента, он, тем не менее, искренне верил в то, что писал. Страх перед тем, что "монархические федералисты" используют новое правительство "просто как ступеньку к монархии", стал основой всего его мышления в 1790-х годах и центральной темой зарождающейся Республиканской партии.33

Вашингтон пытался заверить Джефферсона, что у него не было намерения создать монархию. Вместо этого президент обвинил в большинстве беспорядков в стране газету Френо. Однако, не раскрывая источника, Вашингтон все же попросил Гамильтона ответить на возражения Джефферсона по поводу финансовой системы правительства.

В августе 1792 года в документе из четырнадцати тысяч слов Гамильтон ответил на аргументы Джефферсона один за другим и продемонстрировал свое исключительное понимание финансовых вопросов. Он не мог удержаться от раздраженного тона искушенного юриста с Уолл-стрит, объясняющего деревенским увальням тонкости банков и кредитов. Прежде всего он указал на то, что долг был создан не федералистской администрацией, а в результате Революционной войны. Если противники долга хотят его погасить, сказал он, то им следует прекратить искажать меры правительства и лишать его возможности сделать это. Далее Гамильтон опроверг обвинение в коррумпированности конгрессменов, поскольку они были государственными кредиторами; по его словам, "это странное извращение идей, столь же новое, сколь и необычное, что людей следует считать коррумпированными и преступными за то, что они стали собственниками средств своей страны". Он также отрицал существование заговора с целью превращения Америки в монархию. Он, конечно, был несколько неискренен, заявив, что никто, насколько ему известно, "не помышлял о введении в этой стране монархии". Но он продолжал высмеивать различные заговорщицкие страхи двух разных партий: одна боялась монархии, другая - свержения общего правительства. "Обе стороны, - сказал он, - могут быть одинаково неправы и их взаимная ревность может быть существенной причиной явлений, которые их взаимно беспокоят и настраивают друг против друга".

К сожалению, как отмечал Джефферсон, раскол принимал секционный характер. "На Юге, - говорил Гамильтон, - считается, что Север желает большего правительства, чем это целесообразно. На Севере считают, что предрассудки Юга несовместимы с необходимой степенью правительства и с достижением основных целей национального союза". Но, к счастью, по его словам, большинство людей в обеих частях предпочитают "свой истинный интерес - СОЮЗ". Конечно, Гамильтон предполагал, что позиция южан основана на простых "теоретических предрассудках", а позиция северян - на "великих и существенных национальных целях".34

К ужасу Вашингтона, заседания кабинета становились все более ожесточенными. Как вспоминал позже Джефферсон, они с Гамильтоном "ежедневно сходились в кабинете, как два петуха".35 В конце августа 1792 года Вашингтон обратился к обоим секретарям с письмом, в котором призывал "более милосердно относиться к мнениям и поступкам друг друга". Он полагал, что разногласия между двумя людьми все еще носят чисто личный характер, "поскольку я не могу заставить себя поверить, что эти меры пока являются обдуманными действиями решительно настроенной партии". Он призвал двух членов своего кабинета быть менее подозрительными и более терпимыми друг к другу. Если "один будет тянуть в одну сторону, а другой - в другую", то правительство "неизбежно будет разорвано", и "самая прекрасная перспектива счастья и процветания, которая когда-либо представлялась человеку, будет потеряна - возможно, навсегда!"36

Оба человека ответили Вашингтону в тот же день. Каждый из них изложил свои претензии к другому, чтобы оправдать свои действия. Гамильтон признал, что он мстил Джефферсону в прессе. Действительно, его статьи, опубликованные во второй половине 1792 года в "Газете Соединенных Штатов", нападали на Джефферсона по имени и, возможно, привели к непреднамеренному эффекту - возвышению Джефферсона до лидера республиканской оппозиции. Один федералист даже назвал Джефферсона "генералиссимусом" республиканских армий, а Мэдисона низвел до звания простого "генерала".37