Мизия:
Конечно, Порту в Португалии. Порту – это часть меня. Порту во всём, там я родилась. Я люблю Лиссабон, где я теперь живу. Он как женщина, лежащая на берегу и ждущая своего моряка. В Лиссабон очень хорошо возвращаться, хорошо уезжать. В Европе я очень люблю Неаполь и Стамбул. Ну и, конечно, Париж. Трудно назвать все, очень трудно. Сейчас, к примеру, очень хочу съездить в греческие Дельфы, там, где была пифия, дельфийский оракул. Конечно, судьбу мне никто не предскажет, но это священное место, в Дельфы я очень хочу. Еще Токио. Не знаю, я действительно люблю мир. Люблю далеко путешествовать. Но в душе я европейка. Я всегда говорила, мой дом – Европа. Лиссабон – моя спальня, Париж – моя гостиная, в которой я принимаю посетителей. Буэнос-Айрес! Я обожаю Буэнос-Айрес.Ирина:
Мизия, мы очень ждём тебя в России. Ты рассказываешь о городах, которые остались в твоем сердце, но, мне кажется, там ещё есть свободное место.Мизия:
Да. Потому что русская музыка, русский кинематограф – они уже со мной, в моём сердце. Но мне нужно чаще приезжать к вам, чтобы я чувствовала – о, я скучаю по этой улице, по этому дереву, я хочу вернуться.Ирина:
И я уверена, что сердца российской публика всегда открыты для той искренней музыки, которую ты исполняешь. Большое, большое спасибо!Мизия:
Тебе спасибо! А теперь давай перейдем к портвейну.Патриция Копачинская
Патриция – прекрасная, босоногая, стремительная как вихрь, наотмашь правдивая. Я пригласила ее на фестиваль «Музыкальный Олимп» в 2004 году, после её победы на престижном швейцарском конкурсе Credit Suisse («Кредит свисс»). Она была такая юная, бесшабашная, ко всему подходила по-своему, но на удивление продуманно и ответственно. Ее появление на сцене было очень многообещающим, и это сбылось: из «гадкого утенка» она превратилась в прекрасного лебедя. На съемках интервью мы встретились с ней спустя тринадцать лет – теперь она очень известная и успешная, но, по счастью, суть её все та же – бесстрашная, отчаянная и одержимая.
Ирина:
Патриция, ты впервые выступала в Петербурге в 2004 году на фестивале «Музыкальный Олимп». Уже была хулиганкой. Сразу было видно, что ты не пойдешь по проторенному пути, будешь искать свою дорогу в музыке. Какой ты представляла свою карьеру тогда, о чем мечтала? Сбылись ли твои ожидания?Патриция:
Хороший вопрос, но мне страшно на такие вопросы отвечать, потому что приходится очень много думать, анализировать, а это опасно. Вот сороконожка, когда начнет думать, как она ходит, она перестанет ходить.Ирина:
Я же не спрашиваю, как ты идешь, но куда?Патриция:
Да, куда идти. Мне кажется, что самое интересное просто двигаться, цель не обязательно должна быть определенная, цель должна быть сказочная, одновременно далёкая и близкая. Это тайна жизни, и она настолько интересна, что ее не надо слишком рано раскрывать, ее надо хранить в себе и доверять своим ангелам. По-моему, человек развивается всю жизнь.Ирина:
Предполагает ли это вечное стремление к совершенству?Патриция:
По природе я очень любознательна. Когда открываю партитуру, я не хочу заранее о ней много знать. Я не гид, который ведет по музею, а художник, и, если уж пытаться меня анализировать, то я скорее композитор. На сцене я не играю то, чему меня научили, я самоучка, я пытаюсь сама построить этот дом. Пускай он всем известен, но в этот момент он мой, это моя территория. Как актер, я вхожу в роль и рассказываю известную историю своими словами.Ирина:
А ты оцениваешь степень риска? Это же вызов. То, что ты делаешь, может кого-то покоробить.Патриция:
Да, конечно. Если бы этого не было, мое творчество не имело бы смысла. Мне не нужна скучная территория, я стремлюсь ее взорвать. Иначе я бы так не играла. И то, что меня критикуют, это хорошо – на моем концерте человек не услышит стандарт, ему придется открыть уши и глаза и подумать над этим произведением с самого начала. А очень многие не готовы к этому.Ирина:
Ты заставляешь публику работать, а порой и мучиться. Кто-то после концерта обязательно воскликнет: «Боже мой, это совсем не концерт Бетховена, как же можно так играть?!»Патриция:
Да. Совершенно верно. Это не концерт Бетховена на его пластинке, которую он так любит и слушает каждый день. Это другое, но это та же партитура.