Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира

Мути: Каждый из детей должен был научиться играть на каком-то инструменте. И вот очередь дошла до меня. На юге Италии дети получают подарки не на Рожество, а утром 7 декабря, и их приносит Святой Николай. И вот, я обнаружил, что Святой Николай принес мне скрипку. Она оказалась для меня, как говорят американцы, большой головной болью. Теперь я должен был пилить и пилить. О, mamma mia! Ужас! Музыка меня не интересовала. Мне было восемь лет. Мои два старших брата уже играли – один на классической гитаре, второй – на фортепиано, а мне вот досталась скрипка. Моя ненависть к ней и к музыке была очень велика. Родители пригласили девушку-музыканта преподавать мне сольфеджио. То есть, я должен был учить нотный стан, ноты, интервалы. Я не просто ничего не делал, я ещё и ненавидел это всё. Это была четырёхмесячная пытка без малейших результатов. Когда она меня спрашивала, какая это нота? Я говорил – до. А она – нет, это фа. А это соль? Нет, это ре.

Ирина: Назло?

Мути: Я просто гадал. Знаете, если есть жизнь после смерти, то я надеюсь, там мне дадут ответ, что же произошло в тот момент, о котором я сейчас расскажу. В конце концов моему отцу стало просто больно на всё это смотреть, и он сказал моей маме: в случае с Риккардо мы просто зря тратим деньги, у него совершенно нет ни таланта, ни желания, и лучше это прекратить. Моя мама сама музыкой не интересовалась, но верила в идею отца, что музыка делает человека лучше, культурнее. Она возразила – давай дадим ему ещё месяц. А я всё это слышал, и эта фраза тогда мне очень не понравилась. Но внезапно, понятия не имею почему, что-то случилось у меня в голове. Я тут же начал учить то, от чего отказывался месяцами, и к утру следующего дня уже мог читать ноты. Девушка была очень удивлена и показала мне более сложную музыку, я смог и её разобрать. Как за одну ночь всё перевернулось с ног на голову, я не знаю. Я не говорю, что на меня снизошла гениальность. У меня нет ответа. Но в течение короткого времени я добился большого прогресса и действительно начал играть на скрипке. И через два года сыграл концерт Вивальди на публике в Мольфетте – в то время мы жили в городе Мольфетта недалеко от Бари.

Ирина: Мама, наверное, очень гордилась? Это ведь её заслуга, что она не сдалась так просто.

Мути: Им было приятно, что я играл на инструменте, выступал перед публикой, но оба моих родителя чётко осознавали, что это лишь часть культуры, а не профессия. Мой отец никогда не позволял мне даже на минуту возомнить себя музыкантом. Это совершенно выпадало из его мировосприятия. Доктор на юге Италии, понимаете? Он хотел, чтобы его сын стал архитектором, адвокатом, врачом. Получил нормальную профессию. Для него стать музыкантом – что это вообще такое?! Музыкант – это что-то легковесное.

Ирина: А дома можешь петь, можешь играть?

Мути: Да, дома играй для своего удовольствия. Мир музыки был слишком далёк от нас, простых людей с юга Италии. Это же были послевоенные годы, 1950-й – 52-й. Однажды он сказал со смехом: «Если ты хочешь стать музыкантом и тебе очень повезёт, то ты станешь лидером местной группы». А тут я решил сменить скрипку на фортепиано…

Ирина: Это было ваше решение?

Мути: Знаете почему? Мне надоело репетировать одному свои мелодии. В 11 лет я вдруг понял, что на фортепиано, играя двумя руками, я получал всё: и мелодию, и гармонию, и аккомпанемент, и мне никто не нужен. В моих руках был практически целый оркестр. Целый мир. И вот, отыграв пять лет на скрипке, я ее бросил, и у меня стало так хорошо получаться на фортепиано, что мой преподаватель решил, что я готов сдать первый экзамен. Курс обучения на фортепиано в Италии составляет 10 лет, и первый экзамен сдают после пятого года. Так что я поехал в Бари, где директором консерватории тогда был Нино Рота. Это 1956 год.