Енисей - река сибирская

Солнечные лучи в тундре оттаивают слой вечной мерзлоты на глубину от сорока сантиметров до одного метра, и температура даже верхних слоев почвы в самый разгар короткого полярного лета довольно низка. Капуста еще не так прихотлива в смысле тепла, но агрономы нашли способ помочь и теплолюбивым культурам. Чтобы поднять температуру почвы, применяются особые электрические грелки. В грунт на некотором расстоянии друг от друга воткнуты металлические стержни. Через них пропускается ток высокого напряжения. Он хорошо нагревает слой, в котором переплетаются корни растений. Но, может быть, все эти затраты на выращивание овощей не окупают себя, или, как говорит пословица, "овчинка не стоит выделки"?

Пусть ответят цифры. С каждого гектара здесь примерно собирают тридцать пять тонн капусты, или пятнадцать тонн картофеля, или десять тонн редьки. Не правда ли, совсем неплохой урожай для мест, где "теоретически" ни одна из этих культур не может произрастать?

А теперь попробуйте подсчитать, во что обойдется доставка каждой тонны свежих овощей с юга, когда пароходам приходится нередко пробивать себе путь уже во льдах, а овощи, того и гляди, прихватит мороз.

После осмотра полей мы прошли в теплицы. Во влажном и теплом воздухе выращивались огурцы и помидоры, для которых климат открытого грунта слишком жесток. Под стеклянными крышами буйно росла сочная, пышная зелень.

— Первые огурцы мы выращиваем в конце апреля, когда за стенами теплиц еще завывает пурга, — сказал директор хозяйства. — А в июне у нас уже краснеют помидоры.

Потом мы направились в оранжереи. Здесь я увидел гостей из тропических стран — два сорта пальм, а также множество садовых цветов среднего пояса Европы.

— Цветы… Не роскошь ли это? — задумчиво сказал мой спутник. — Признаюсь, мы сначала хотели посадить здесь помидоры и долго колебались перед окончательным выбором. Но цветы доставляют столько радости человеку, особенно здесь, в царстве снегов, что в конце концов вопрос был окончательно решен в пользу резеды и анютиных глазок.

Мы вышли из оранжереи, и тут я увидел белого медведя.

Он сидел в огромной клетке, поставленной в тени, около какого-то сарая. Зверь, видимо, страдал от жары. Шерсть его была не чисто белой, а с сильным желтоватым отливом.

— Ну, Михайло Потапыч, как дела? — спросил директор, подходя к клетке.

Медведь покосился в нашу сторону и не двинулся с места. Он привык к людям.

За стеклами оранжереи зеленели пальмы…

* * *

Некоторым людям еще и сегодня кажется, что где-нибудь на отдаленной окраине, да еще в Заполярье, можно просто умереть от скуки. Но если сказать об этом жителю города, обозначенного кружком на карте глухой таймырской тундры, он расхохочется от души.

— Конечно, — скажет он, — мы не можем пойти на премьеру нового балета в ложу Большого Академического театра. Для этого нам пришлось бы сначала проехать шесть тысяч километров до Москвы. Но у нас есть свой театр, несколько рабочих клубов и клуб заполярных инженеров. Там совсем не скучно!

Клуб заполярных инженеров помещался в трехэтажном здании, сложенном из обтесанных глыб розово-бурого камня. Снаружи дом казался мрачноватым. Однако за порогом это впечатление рассеивалось. В нижнем этаже помещался ресторан. По широкой, покрытой красным ковром лестнице я поднялся на второй этаж. В одном фойе была устроена выставка местных художников. Картины передавали блеклые краски тундры и суровый колорит гор, покрытых шапками снега. В другом фойе, в глубоких кожаных креслах, сидели с газетами в руках пожилые люди. Отсюда дверь вела в шахматную комнату, где разыгрывались партии турнира на первенство города.

До начала концерта оставалось достаточно времени, и я занялся осмотром третьего этажа. Здесь находились читальня и техническая библиотека. В библиотеке, как мне сказали, было собрано более шестидесяти тысяч книг. На изящных витринах пестрели обложки самых новых книг, доставленных сюда самолетами. Другие комнаты были отведены под технические кабинеты. Здесь находились минералогические коллекции, модели и разрезы машин, карты, схемы, разные приборы и многое другое.

Между тем звонок пригласил зрителей в большой и красиво отделанный зал.

Свет стал медленно гаснуть. Тяжелый занавес бесшумно открылся, и перед нами предстала сцена, на которой расположились музыканты. Дирижер взмахнул палочкой. Грянула торжественная мелодия.

— Часто ли бывают у вас такие концерты? — наклонился я к соседу.

— Каждую субботу, — отрывистым топотом ответил он. — Остальные дни — оркестр, хор, балет и кружок любителей драматического искусства… И новые кинофильмы — всего на несколько дней позже, чем их смотрят в Москве.

В антракте мне рассказали о том, что зимой в клуб заглядывают приезжающие из тундры по своим делам оленеводы-ненцы. Они поют гортанными голосами протяжные песни тундры, которые, собственно говоря, не являются песнями в обычном смысле слова, потому что в них нет определенного, постоянного текста. Певец, медленно раскачиваясь, поет о том, что видит вокруг.