Энские истории

Всякий раз, когда начинаешь что-либо вспоминать, пытаешься — как правило, безуспешно — выделить момент, с которого все началось. Все время думаешь: «вот, пожалуй, с этого…», а потом: «нет, чуть пораньше…», и так далее. Память и фантазия — вообще вещи родственные, а тут они словно соревнуются между собой, выискивая (а заодно и придумывая) причинно-следственные связи. Стремление к достоверности оборачивается катастрофическим многословием. А что может быть хуже излишних подробностей? Только подробные излишества. (Цитирую отца.)

Поэтому выход один — волевым усилием остановить бесконтрольное воскрешение образов и соответствующих им событий; надо вбить колышек, обозначить точку отсчета, от которой вести свое повествование.

Вот этим и займусь.

* * *

Примерно за две недели до трагического происшествия все трое собрались у нас дома. Сейчас уже затрудняюсь сказать, по какому поводу. Скорее всего, что и вовсе без оного.

А накануне ночью мне приснился странный сон: будто бы я родила двенадцать маленьких котят. Я вскочила с кровати в холодном поту, и первой мыслью, пришедшей в голову, было: "Хорошо, что не тринадцать; тринадцать — несчастливое число." Оказалось, что число тут не при чем: рожать во сне котят само по себе нехорошо. Дурной это сон, уж можете мне поверить!

Ну вот. А вечером пришли ребята. Они сидели, выпивали, выходили курить на лестничную площадку (дома я запрещала), и постепенно становились все более и более веселыми. Отец задержался на работе, но предупредил, чтобы они его дождались. За чаем состоялся следующий разговор (естественно, за абсолютную точность поручиться не могу):

Илья:

— Вика, мы тебе еще не надоели? Все ходим в гости, шумим, выпиваем?…

Я пожала плечами:

— Приходите. Я всегда рада вас видеть.

Николай тихо улыбнулся, словно каким-то своим сокровенным мыслям. Но вслух ничего не сказал.

— Оскар Карлович для нас как отец родной, — вдруг заявил Саша. Мне это резануло слух: какое убожество — "Батюшка, отец родной, не вели казнить…" Тьфу! Не люблю я эти сусальности! Я промолчала.

— Протестую! — повысил голос Илья. — Я очень люблю и уважаю Оскара Карловича, но лучше пусть он будет мне тестем, а не отцом!

Повисла пауза; Илья торжествующе смотрел на товарищей. Я уже собиралась открыть рот и сказать все, что думаю по этому поводу, но вмешался Николай:

— Тебе нельзя, — веско обронил он. — Ты очень легкомысленный.

— Я? Легкомысленный? — зашумел Илья. — Что это значит? Ты хочешь сказать, что мои мысли — чересчур легкие? Ну и пусть! Зато их много! Не то, что у некоторых — одна и тяжелая! Тоже мне — "легкомысленный"! Нашел причину! Скажи лучше, что видишь во мне опасного соперника! Вот это будет недалеко от истины!

— Перестань, — зло сказал Николай, густо покраснев. — Замолчи сейчас же!

— Конечно, опасного! — не унимался Илья. — Шансов-то у тебя — гораздо меньше. Пропорционально росту. Вот и выдумываешь мои несуществующие недостатки.

Я поняла, что надо вмешаться:

— Мальчики! Прекратите сейчас же! Зачем вы ссоритесь?

Илья галантно поклонился, успел поймать мою руку и быстро поцеловать — до того, как я ее отдернула.

— Ну что ты, Вика, милая? Мы не ссоримся. Мы устанавливаем лидерство. Понимаешь, каждый из нас хочет, чтобы ты его любила.

Я пожала плечами:

— Я вас всех люблю…

— Нет, — покачал головой Илья. Саша и Николай не перебивали — молча смотрели на меня. — Всех — это не то. Надо кого-то одного. Понимаешь, мы взрослые мужчины, все, как на подбор, холостые… Жениться пора. А лучшая милицейская жена — это милицейская дочь; точно тебе говорю. Вот и делай выводы. А заодно уж и выбор. Могу помочь советом — укажу самую достойную кандидатуру.

Честно говоря, я растерялась и не знала, что ответить. А они ждали от меня ответа. К счастью, в это время вернулся отец.

— Ну что, орлы? — спросил он. — Я кое-что придумал… — и разговор плавно перешел в другое русло — про работу. Они стали обсуждать, как и на чем лучше подловить местного "авторитета" — Костыля. Причем, по странной иронии судьбы, этот самый Костыль жил как раз в нашем подъезде — этажом выше. Все-таки мир очень тесен, а мир небольшого провинциального городка — тесен невыносимо.

— К сожалению, пока на этого Аль Капоне энского разлива мы ничего не накопали, — сказал отец, потирая руки. Он сел за стол; я принесла ужин. Илья и Николай внимательно следили за мной. — Никто не хочет подавать заявление, никто не хочет быть свидетелем. Конечно, свое здоровье дороже; я людей понимаю. Но это не значит, что Костыль неуязвим. Вспомните, ведь посадили же Аль Капоне! Ему тоже долго ничего не могли пришить! И все-таки посадили! За что? За неуплату налогов!

Ребята одобрительно закивали.

— Ну так вот, — продолжал отец. — Я договорился с коллегами из налоговой полиции. Обещали помочь. В конце месяца мы вместе с ними совершим набег на гнездо Костыля — казино. Произведем выемку документации — глядишь, чего и получится из этой затеи. А? Как думаете?

Опера молчали.

— А если он успеет спрятать документы? — осторожно спросил Саша.