Энские истории

— Ах, не принадлежит? Неужели ты хочешь сказать, что он принадлежит тебе?

— Нет, — все так же спокойно ответила она, потирая рукой горевшую щеку. — Мне он тоже не принадлежит.

— Зачем же ты его украла, стерва? — меня буквально трясло; но я ничего не мог с собой поделать.

— Я хотела спасти тебя, — отвечала она.

Я расхохотался:

— Ах, спасти! Так, может быть, я тебя еще и благодарить за это должен? Да? Чего молчишь, дура? Ты меня чуть было не подставила! Вот если бы он пропал, тогда бы мне точно пришел конец!

— Нет, — убежденно заговорила она. — Ты ошибаешься! Тебе совсем не нужен этот перстень. Ты не хозяин этой вещи, не надо ее брать.

— Конечно, не хозяин, — согласился я. — Я и не спорю. Но меня попросили отвезти его хозяину, вот я и везу.

— Не надо этого делать. Такие вещи сами выбирают себе владельцев. Лучше забудь про него.

— Что?! — я рассмеялся. — Да ты, по-моему, бредишь! Давай его сюда! Ну! Быстро! — я все никак не мог успокоиться. Черная энергия требовала выхода: я выхватил у нее из рук чемоданчик и что было сил хватил его об рельсы; щелкнули сломанные замки, и чемодан раскрылся; оттуда посыпались ее вещи, но она даже не обратила на это внимания. Она грустно смотрела на меня.

— Ну! Чего уставилась, идиотка? Где перстень? — я сорвал с ее плеча сумочку и вытряхнул оттуда все содержимое. Записная книжка, авторучка, гильза помады, носовой платок, пудреница… Пластмассовый корпус пудреницы от удара о землю раскололся пополам, и в маленькое зеркальце тут же прыгнула луна, будто бы специально дожидалась этого момента.

Вот он! Я увидел маленький футлярчик, обшитый фиолетовым бархатом. Вот он! Дрожащими руками я осторожно поднял футляр и открыл его…

Луна тут же забыла про зеркальце; про все на Земле забыла, кроме этого маленького кусочка, лежащего на моей ладони; она посылала свои лучи только ему; нежилась на безупречных гранях, заставляя его сверкать разноцветными искрами; проникала внутрь, наполняя его голубым свечением…

Какая, в сущности, пошлая вещь! Простой углерод! Дальний родственник угля и карандашного грифеля, однако же нет в них той магии, которая заключена в холодном сверкании бриллианта. В них нет загадки. Твердости. Силы.

Ведь вот чем, пожалуй, бриллиант привлекает людей: этот камень — словно символ смерти. Ее материальное воплощение. Ну посудите сами: сколько бы вы ни держали его в руках, он всегда будет оставаться холодным; им можно резать стекло, царапать железо… Он вечен. Он холоден. Его блеск завораживает… Не так ли и смерть — единственное, к чему мы постоянно стремимся: осознанно и неосознанно?

Я бережно закрыл футлярчик, погладил его и поцеловал; приложиться губами к самому камню я не решился. Нашелся! Ну и хорошо!

Я засунул футляр за пазуху и только теперь смог наконец перевести дух. А она все это время молча стояла рядом.

— Ну что? Так и будешь тут стоять? — спросил я ее. — Пойдем на станцию, посмотрим расписание: может, сядем на какой-нибудь проходящий поезд.

Она кивнула.

— Вещи-то собери…

Она покачала головой:

— Теперь в этом нет смысла…

— Ну, как хочешь, — я положил руку на ее мягкие ягодицы и подтолкнул вперед. И тут… Вы не поверите, но меня обуяло такое сильное желание, что я снова не смог с собой совладать.

Я набросился на нее сзади, повалил в кусты и, страшно торопясь, ломая ногти обо всякие пуговицы, молнии и крючки, принялся ее раздевать.

Она не сопротивлялась. Она только заплакала: тихонько, как плачут чем-то сильно обиженные дети, когда они одни, и никого из взрослых рядом нет. Меня это возбудило еще больше. Я терзал ее, заламывал руки, сильно сжимал пальцами лицо и даже чуть было не разорвал ей рот. Она не сопротивлялась. Она тихонько плакала…

* * *

Потом мы сидели в здании вокзала на качающейся некрашеной скамейке; совершенно одни, и только бабочка из последних сил билась о плафон.

Я посмотрел расписание: пожелтевший лист бумаги в растрескавшейся рамке под засиженным мухами стеклом.

— Через пятнадцать минут поезд. Стоянка — одна минута. На нем мы доберемся до Москвы.

— Я не поеду, — сказала она. — Я останусь здесь.

Я пожал плечами:

— Как хочешь… Дело твое.

Мы замолчали. И вдруг — меня пронзила одна простая мысль! Как же она раньше не приходила мне в голову!

— Скажи! — спросил я у нее. — Скажи, как ты узнала, что у меня есть перстень. ОТКУДА ты это узнала?!

Она улыбнулась:

— Я все про тебя знаю… Знаю, что до восьми лет ты писался в постель; знаю, что тебя часто бил пьяный отец; знаю, что ты лишился девственности в двадцать два года, потому что у тебя было много прыщей, и ты стеснялся подходить к девочкам; знаю, что однажды компания пьяных подростков забила насмерть случайного прохожего, и ты был среди них… Я знаю про тебя ВСЕ; даже то, что ты сам хотел бы забыть…