Энские истории

Нащупал крючок… Расстегнул юбку; она стала снимать ее через голову… Вывернувшись наизнанку, юбка полностью скрыла ее лицо и вытянутые руки; она не могла пошевелить ими; меня вдруг пронзило острое ощущение ее абсолютной беззащитности передо мной; вспыхнула горькая досада из-за несуразности ее позы и даже появилось ненужное, ничем не обоснованное, но очень назойливое чувство стыда. Стремясь утолить, заглушить его ответным уничижением и вместе с тем желая сторицей вознаградить ее за придуманные мною страдания, я бросился целовать ей ноги: беспорядочно, страстно, покрывая их горючими, глупыми и мне самому непонятными слезами. Я поднимался все выше и выше; я страшно спешил, словно боялся опоздать куда-то; мое беспокойство передалось и ей; она рванула юбку что было сил; я услышал, как затрещала материя; шпильки, выскочившие из волос, с тихим звоном упали на пол; стук колес не смог заглушить этого жалобного звяканья; одним энергичным движением я устранил последний барьер между моим ДЫХАНИЕМ и ее ЗАПАХОМ и припал к ней жадными губами; она обхватила мою голову и запустила в волосы свои острые коготки; ее мягкие теплые бедра, возмущенно вздрагивая от уколов жесткой щетины, высушили слезы на моих щеках; нас захлестнула безмятежная радость взаимного обладания; последняя часть пути была пройдена; возвращаться назад уже не было смысла; можно было не задумываться о следующем шаге; и только ее курчавые короткие волоски вызывали у меня легкую щекотку в носу.

* * *

Дальнейшее я помню довольно четко: но не подряд, а какими-то равными отрезками: видимо, все органы чувств действовали заодно, подчиняясь общему ритму сладостных конвульсий.

* * *

Узкая полка показалась нам неудобной, и мы перенесли боевые действия на столик; широким взмахом я разметал по тесному пеналу купе стаканы, доллары, нитки, пудреницу и все, что попалось под руку; холод металла, белой полосой опоясывавшего пластиковую столешницу, на мгновение смутил ее кожу, отозвавшись россыпью взволнованных пупырышек на спине и ягодицах; маленькие ступни с ярко-лаковыми ногтями прочными опорами утвердились на противоположных дерматиновых берегах; и я постучался в свод воздвигнутой нами арки; затем отступил и начал все сначала. Наконец пролеты дивного моста подались, задрожали и рухнули с жалобным вскриком; мне же этого было мало; отбросив ногой пистолет, я бережно уложил ее на полку лицом вниз, обхватил коленями ее бедра и, покрывая поцелуями одно сокровенное местечко между лопатками, продолжил свои ритмичные содрогания, благодарно встреченные ею подчеркнутым изгибом поясницы.

Потом все перепуталось: в какой-то момент я обнаружил себя лежащим на боку; ее голова металась на моей левой руке, а правой я плотно обнимал ее поджатые колени; затем вдруг неведомо откуда налетевший вихрь враз все изменил, и вот уже наши ноги заплелись таинственным иероглифом; потом я увидел ее запрокинутую голову над собой; покачиваясь, словно в седле, она ехала прямо на меня; затем развернулась и поскакала в обратную сторону; после чего я сидел, скрестив ноги по-турецки, а она, тесно прижавшись к моей груди, крепко обнимала меня ногами за талию.

* * *

Одно обстоятельство придавало моим ощущениям дополнительную остроту: ведь я так и не знал ее имени. Честно говоря, я и не стремился его узнать. Мысленно, про себя, я называл ее как угодно: так, как хотел в ту секунду. Определенность, неминуемо возникавшая в противном случае, наверняка уменьшила бы прелесть наших полуанонимных забав.

Я не знал ее имени, но чувствовал его неизъяснимую красоту; я боялся, что эта красота вдруг исчезнет, стоит ее только спугнуть обыкновенным набором звуков, каковыми являются большинство женских имен.

Может быть, поэтому терзало меня смутное чувство, что я не в полной мере обладаю ей? Не знаю…

* * *

Потом я ползал по полу и собирал раскиданные вещи; деньги и пистолет небрежно бросил на полку, затянул потуже повязку на левом плече и наспех оделся.

Она же делала это не торопясь, со вкусом; и ведь она отлично понимала, что в ее исполнении процесс одевания выглядит не менее прекрасно и соблазнительно, нежели обратный. Она не тянула изо всех сил трусики и колготки наверх, крепко ухватившись за пояс обеими руками и нелепо сгибая ноги — поочередно, словно маршировала на месте; она не застегивала лифчик на животе и потом не крутила его с омерзительным шуршанием на 180 градусов, на ходу пытаясь продеть руки в лямки; она не проделывала то же самое с юбкой и не шарила под блузкой, поправляя сбившиеся подплечники. Она не делала испуганно-сосредоточенное лицо, надевая сережки, и не скашивала глаза к кончику носа, пытаясь застегнуть замочек на цепочке. Нет, она одевалась неторопливо, мило, основательно, не совершая ни одного лишнего движения и в то же время — довольно игриво. Короче, я хочу сказать, что впридачу ко всем полученным мною удовольствиям она великодушно добавила еще одно — эстетическое; от созерцания того, с какой любовью и тщательностью она одевает свое красивое тело.

* * *

Я плеснул в стаканы коньяку и сел напротив нее.