Я не хочу сказать, что одежда может чему-то помешать — вовсе нет; иногда, в зависимости от настроения, можно углядеть особую пикантность, занимаясь любовью одетыми; однако здесь дело совсем в другом: огромное удовольствие мне доставляет раздеть женщину: обнажить ее, как шпагу; разоблачить, как иностранного шпиона; лишить покровов, как белокочанную капусту; убрать все лишнее, как мешки под глазами с фотографии президента-алкоголика, — одним словом, докопаться до сути, ибо суть женщины — в ее теле. Ну, а милые вещицы, вроде замочков на подвязках, делают этот процесс более утонченным и изысканным.
Справедливости ради следует сказать несколько слов в защиту колготок. Знавал я одну изобретательную особу, которая умудрилась отдаться мне, их не снимая. То есть тот самый нейлон не являлся для нее (точнее, для меня) непробиваемой преградой. Вот как это было. Мы познакомились на корабле, который плыл по Волге. Она была с мужем, а я путешествовал один. (Как глупо звучит слово "путешествовал" применительно к плаванию, не правда ли?) Так вот, поскольку она находилась под постоянным неусыпным контролем, времени у нас было не так уж и много. Представьте себе, что сделала эта чертовка! Она взяла ножницы и вырезала в колготках дырку, а нижнее белье надевать даже и не подумала. Вечером вместе с мужем они пошли в бар, на верхнюю палубу. Он был в костюме и при галстуке, а она — в роскошном вечернем платье. Вдруг она объявила, что забыла в каюте какую-то мелочь и стремглав помчалась ко мне. Ей оставалось только нагнуться, упереться руками в столик и аккуратно — чтобы не помять — задрать подол платья, а я-то уж дожидался ее в полной боевой готовности. Три-четыре минуты — и она убежала назад, к своему ороговевшему супругу, а я, завалившись на узкую койку, не переставал удивляться женской смекалке и глубокому знанию практической стороны жизни.
Но я отвлекаюсь. Я остановился… на чулочках. Точнее, на подвязках. А еще точнее — на их замочках. Впрочем, остановился я там совсем ненадолго; это же не застежка-молния: тут больше, чем на пару минут, растянуть удовольствие невозможно. Нет, можно, конечно, но лучше этого не делать: всякая неестественность весьма пагубна для любви. Хотя, с другой стороны, разве может быть в любви что-то неестественное?
Она приподнялась, и мне удалось подвинуть ее юбку немного повыше. Я не торопился снять ее совсем, и ничего в этом странного нет: насколько я мог судить, в ткани было достаточно искусственного волокна, так что сильно измяться она не могла; а поднятая юбка выглядит куда эротичнее, нежели ее полное отсутствие; абсолютная нагота лишена того шарма, который есть у недосказанности, недоговоренности, недообнаженности, если хотите.
В общем, настала очередь жакета; время юбки пока не пришло. Три большие черные пуговицы, круглые и пластмассовые, словно миниатюрные грампластинки, только казались крепкими бастионами; на самом же деле, взять их ласковым приступом не составило особого труда. Под жакетом у нее оказалась черная шелковая сорочка: я называю этот вид нижнего белья именно так — всякие птичьи слова вроде "боди", "комбидресс", "комбинация", и так далее мне категорически не нравятся. Настолько не нравятся, что, будучи произнесенными вслух в решительный момент, они способны в значительной мере снизить степень моего волнения и сильно остудить распаляющуюся страсть. Поэтому условимся называть это "сорочкой".
Я взял ее за руки, поднял их над головой и, наклонившись, нежно поцеловал ее подмышки; эти влажные прохладные впадины: короткие жесткие волоски приятно укололи мои губы. Она тоже испытывала похожие ощущения — я не брился уже пару дней.
Запах! Очень важно почувствовать женский запах! Конечно, это надо сделать заранее, потому что если ее запах тебе не понравится, можешь даже не пытаться — все равно ничего не получится. Если запах из подмышек кажется тебе неприятным, будь уверен: тот, другой, волнами расходящийся из-под юбки, покажется просто отвратительным. Не стоит идти против природы: ее и своей.
Я тщательно обнюхал ее подмышки и с наслаждением попробовал прозрачные капельки на вкус, четко разделив свои ощущения на три группы: приятная кислота пота, горчинка спиртовой основы, на которой был сделан ее дезодорант, и сама ароматическая отдушка — совершенная дрянь по сравнению с естественным ароматом.
Она вздрогнула и попыталась было опустить руки, но я мягко остановил ее. Она испугалась, что я почувствую запах ее пота, а я боялся, что не смогу насладиться им в полной мере.