Enter

— Официально эта программа называется Medical Diagnosis Support System[39], сокращенно МДСС. Но мы называем ее «Доктор Хаус». В это поле можно ввести ключевые слова, описывающие симптомы; разумеется, голосовой ввод тоже возможен. Затем система назовет возможные болезни в порядке уменьшения вероятности. При этом она, конечно, примет в расчет сведения о пациенте, такие как возраст, происхождение, медицинская история и другие. По вашему желанию она может задавать уточняющие вопросы, чтобы подтвердить или, наоборот, опровергнуть предполагаемый диагноз, а также предлагать на выбор способы диагностики. Ее база данных содержит около семи миллионов известных диагнозов почти сорока тысяч болезней. Мы даже снабдили ее модулем распознавания изображений, чтобы врач мог ввести фотографию, например, кожной сыпи или снимок МРТ. Система уже проходит тестовые испытания в «Шарите»[40]. Врачи сообщили, что благодаря «Доктору Хаусу» им удалось в разы сократить число ложных диагнозов. Я не знаю, спас ли он кому-то жизнь, но в любом случае этот пример ярко демонстрирует, что искусственный интеллект может улучшить нашу жизнь и даже ее продлить. А теперь давайте обратимся к примеру технологии, которой мы очень скоро начнем пользоваться, находясь в отпуске или в командировке.

Она подвела мужчин к следующему терминалу. На нем они увидели меню команд: «английский», «французский», «испанский», «португальский», «русский», «китайский», «хинди». Рядом на специальном держателе висели очки в тонкой металлической оправе с трехсантиметровым утолщением с одной стороны. Гильберт сняла их, нажала на маленькую кнопку включения и вручила Айзенбергу.

— Вот, примерьте.

Он последовал инструкции. Линзы, казалось, были из обычного стекла — по крайней мере, Айзенберг не заметил искажений изображения.

— Imagine you need to talk to someone whose language you don’t understand, — произнесла Гильберт.

Под ее лицом в воздухе возникла полупрозрачная надпись: «Представьте, что вам нужно поговорить с человеком, языка которого вы не знаете». Айзенберг слегка повернул голову, но надпись не повернулась, а осталась висеть в воздухе, словно была приколота к элегантному темно-зеленому костюму Гильберт. В следующую секунду надпись поблекла.

— Впечатляет, на самом деле. А эти очки, случайно, не предупреждают, когда собеседник врет? — пошутил он.

— Они могут, — серьезно ответила она. — На основе голосовых образцов, изменений позиции тела, выражения лица и температуры компьютеры в состоянии распознать, говорит человек правду или нет. Ходят слухи, что ЦРУ уже использует такую технологию.

— Можно мне попробовать? — попросил Кох.

Айзенберг отдал ему очки. Он нажал на меню экрана терминала. Появилось изображение азиатского лица, и зазвучала китайская речь.

— Невероятно! — воскликнул помощник Хинтце. — Субтитры в режиме реального общения! Это же мгновенное решение всех языковых проблем мира! Может, я с ними и жену свою пойму.

Шутку никто не оценил.

— Круто, — констатировал Варнхольт. — Я правильно понимаю, что вы создаете технологии, чтобы оставить безработными переводчиков, диспетчеров коллцентров, дальнобойщиков и таксистов, а также врачей и медсестер? И ваши компьютеры умеют не только распознавать лица, но и ловить людей на лжи. О, дивный новый мир!

Гильберт подняла брови и бросила на него колкий взгляд, однако сохранила спокойствие. Было видно, что она не в первый раз сталкивалась с подобной критикой.

— Верно, эти технологии уничтожают рабочие места так же, как трактор оставил без работы миллионы людей в сельском хозяйстве, как современные станки постепенно вытеснили ручное производство в Германии. Но ведь мы, сегодняшние, от этого ничуть не страдаем. Неужели вы мечтаете вернуться в девятнадцатый век, когда обычный рабочий трудился у станка или на поле по четырнадцать часов в сутки и умирал, не доживая до шестидесяти лет? Неужели вы хотите, чтобы немцы остановились в техническом развитии и уступили первенство в создании технологий будущего другим нациям?

— Нет, ничего такого я не хочу, — возразил Варнхольт. — Но мне было бы гораздо приятнее, если бы вы не только восхваляли новые технологии, но и предупреждали об их недостатках и рисках использования. В пятидесятые годы атомную энергию превозносили как экологически чистую, а курение рекомендовали как полезное для здоровья. «Экономить на сахаре — в корне неверно. Он нужен телу, сахар питает» — гласила излюбленная реклама сахарной промышленности. Из-за этой лжи в Германии после Второй мировой войны умерло больше людей, чем по какой-либо иной причине. Всякий, кто зарабатывает на чем-то, склонен утаивать правду о недостатках своего продукта.

Во взгляде Гильберт мелькнул разряд молнии. Даже Айзенберг почувствовал, что у него подскочило давление. Как смеет Варнхольт провоцировать свидетельницу, да еще безосновательно? Однако он не хотел отчитывать своего сотрудника перед ней и Кохом. Поэтому просто сказал: