«После Нового года, не раньше, — теперь с телеэкрана звучал озабоченный женский голос. — Я четвертого января приезжаю, и тогда, возможно...»
Только тут Франк понял, в чем дело. Макс обращался не к нему, просто изображение его собеседницы оставалось за пределами видимости. Вероятно, она просто находилась в другом конце помещения.
Происшествие показалось Франку добрым знаком. Он любил чувствовать себя сбитым с толку — редкий, изощренный, изысканный кайф! Может, и правда, пришло время назначить мальчику новое свидание? — размышлял Франк. Рановато, конечно: в свое время я ждал куда дольше, а ведь в моем роду были лисы и саламандры, тогда как Макс, при всех своих достоинствах — всего лишь человеческий детеныш, жидкая кровь. Вот и двери мои не захотели для него открываться, и вряд ли станут покладистее прежде, чем он сумеет изменить свою природу... Но, с другой стороны, не оставлять же вовсе без внимания такое совпадение!
— Ну и что мне с тобой делать? — насмешливо спросил Франк у телеэкрана.
«Мне-то все равно, — в тон ему ответило изображение. — Мне спешить некуда. Это ты у нас все время спешишь».
— Ничего себе! — окончательно изумился Франк.
«Ничего себе!» — поддержала его невидимая собеседница Макса.
Франк махнул рукой и засмеялся. Ладно, — подумал он, — назначу я тебе свидание. Убедил. Но смотри, не проворонь свою удачу. Следующего случая долго ждать придется.
Глава 102. Иггдрасиль
Иногда я беру такси и еду на Волгоградский проспект. Миновав толстые трубы «фабрики облаков», расплачиваюсь с водителем, и по обледеневшей тропинке взбираюсь на пологий холм. Бывает, мне приходится ждать, пока проедет длинный товарный состав, а порой путь свободен. Переступаю через рельсы, пересекаю пустырь, а потом часами брожу среди металлических заборов и обшарпанных стен заводских корпусов.
У моих прогулок нет прагматической цели. Я не живу несбыточными надеждами. Знаю, что узкого неприметного лаза между первым и семнадцатым номерами больше нет и, скорее всего, никогда не было: нумерация домов на нечетной стороне Остаповского проезда обрела внутреннюю логику; пятерка, семерка и прочие цифры в должной последовательности красуются на своих местах. Только тройка по-прежнему отсутствует, и это кажется мне добрым знаком.
Я ни на что не рассчитываю. Я не настолько наивен, чтобы полагать, будто дом Франка действительно привязан к определенному географическому адресу. Езжу в Остаповский проезд лишь потому, что меня тянет сюда как магнитом. Но однажды, накануне Нового года, обнаруживаю на своем пути кассету в пластмассовой коробочке, любовно заклеенной картинками, вырезанными, очевидно, из какого-нибудь музыкального журнала. Led Zeppelin в полном составе, на сцене и на лоне природы, а также гривастые головы Планта и Пейджа соло, без коллег по рок-труду.
Кассета, к слову сказать, лежит не в сугробе и не в мусорной куче, а на рельсах, словно Анна Каренина какая. Вернее, на одном рельсе, с которого предварительно смахнули снег. Зачем? Чтобы пленка не намокла? Или чтобы в глаза бросалось? Оглядываюсь по сторонам в поисках гипотетического хозяина моей находки — никого. Ничего удивительного, сколько раз здесь гулял, а людей всего два раза видел, да и те где-то далеко бродили, на расстоянии истошного вопля.
Сую добычу в карман, разворачиваюсь и иду обратно, на Волгоградку, ловить такси: потребность гулять по Остаповскому проезду вдруг меня покинула. Почему — пока не понимаю, но чую, что какая-то связь с кассетой тут должна быть. Словно бы нашел, наконец, то, что давно искал, хотя, разумеется, не искал я эту кассету, на кой она мне сдалась? У меня и магнитофона-то нет...
Зато он есть на работе. Славный, старенький Sharp, инвалид, но трудяга. На книжном складе в Гнездниковском переулке сейчас, скорее всего, пусто. С Раисой я распрощался как раз перед самым уходом, аж до четвертого января, прочие сотрудники ушли еще раньше. Вот и славно. Посижу там, чаю попью, в новых книжках покопаюсь... Ну и кассету заодно послушаю.