Энциклопедия русской пустоты

Из абсолютной черноты вдруг вырулил обтрёпанный рыжий КАМАЗ – он разрезал мечущуюся бурю мощными фарами и смотрел в непроглядную ночь своей несгибаемой мордой. Машина остановилась, дверь распахнулась – какая-то небывалая рука схватила Сёму за шкирку и кинула в кресло, жаркое как сам ад.

– Ты знаешь, что тут медведи и волки шалят? – сказал железобетонный мужик за рулём.

– Да говорили что-то.

– Куришь?

– Нет, спасибо.

Мясистый, округлый, со лбом-утюгом и красноватыми поленьями рук, невозмутимо крутил баранку трясущегося КАМАЗа – мужик.

Сёма возликовал: он достал телефон и включил диктофон.

– Я корреспондент… эм… вернее – бывший корреспондент «Сельпо-Инфо», пишу статью про русского мужика. Расскажите про себя, пожалуйста.

Ну мужик что – закурил и давай рассказывать: неторопливо, основательно, добротно, он рассказал всю свою жизнь – от пелёнок до КАМАЗа – точно такую же, до детальки такую же, как у любого другого мужика в любом другом регионе и сто, и двести и, три тысячи лет назад: обычную-преобычную, скучную-прескучную, незатейливую-незатейливую, но такую честную, что просто обнять хочется. Одних заметок Сёма набросал на 10к знаков, хотя трясло так, что буквы плясали и мазали светом.

– Я думаю, настоящий мужик – это тот, кто лямку тянет. Ну чё, тянем пока, тянем… И ещё потянем! – закончил мужик своё повествование.

– И последний вопрос. – Сёма оторвался от телефона. – Откуда вы родом?

– Башкортостан.

– И вы… вы, получается, башкир?

– Ну да.

– Остановите машину.

Сёма вывалился в жестокий сугроб, подавился бураном, попытался пнуть какую-то ледяную глыбу – и чуть не сломал пальцы ног.

Отбивал чечётку.

А мужики на КАМАЗах ехали цепью, в пурге тыкаясь носом как уточки. Сёма перебрал, кажется, всех – там были мордвины, татары, буряты, ненцы, якуты, ханты-манси, дагестанцы, казахи, украинцы, белорусы – кто угодно, но только не русский мужик.

Замотанный и совершенно отчаявшийся, Сёма доехал остаток пути до Анадыри с каким-то алтайцем, который всю дорогу молчал и пялился в раздирающую глаз полярную черноту (только мутный снег и видать).

В Анадыри Сёма собрал последние копейки и сел на самолёт обратно в Москву (денег осталось ровно триста рублей). Последний аэроэкспресс давно уехал (да и всё равно пятьсот рублей стоит), так что он просто вышел во Внуково, нашёл «Продукты 24», купил формовой хлеб и сел жрать его на морозной лавочке, под фонарём, – и так курить захотелось… Сёма возвращается в магазин, тянет деньги, – а в ответ равнодушное лицо продавщицы:

– Паспорт.

– Какой ещё паспорт?

– Паспорт, – продавщица повторяет.

А Сёма по карманам хлопает, смотрит – ничего. Только что был же!.. Без него бы в самолёт не пустили!

Объясняет продавщице ситуацию: тяжёлый день, жизнь под откос, не могли бы вы в порядке исключения… – а та качает головой сочувственно, качает, и повторяет: паспорт. Ну Сёма открыл звякающую дверь – и на улицу: дальше кусать сухомяточный хлеб, пялиться в ночь.

Вдруг – какой-то дымок засвербел, прямо рядышком с носом. Сёма поднял глаза: в тулупе из овчины, клетчатой рубахе, вязаной шапке и косолапой бороде – стоял и курил какой-то человек. Вид у него был порядочно драный, неумытый, но как-то себе на уме.

– Издалека? – спросил он дружелюбно.

– С Чукотки, – ответил Сёма.

– Холодно там?

– Холодно.

– Эх-ёть! – сказал тот и цокнул.

Сёма откровенно пялился на бреющий уголёк. Человек молча протянул пачку.

– Да я… – оробел Сёма, – я вообще сам купить хотел, но без паспорта не продали.

Без лишнего трёпа, человек затушил недокуренную сигарету и протянул размашистую ладонь. Сёма смутился, но догадался и положил в неё двести рублей – тот кивнул:

– Ща. – И отпахнул звякающую дверь.

Прождал Сёма самое большее минуты полторы, как этот человек – себе на уме – вернулся, протянул ему чек, пачку «Явы», пятьдесят рублей бумажкой и ещё двадцать мелочью. Сёма взял пачку и пятидесятку, а от монеток отмахнулся:

– Да вы оставьте себе!

Человек хмуро перекинул сигарету из уголка рта в другой:

– Нет, брат. Мне чужого не надо.

Тогда Сёма принял – с благодарностью – монеты и бросил их в карман. Распечатывая золотистую пачку, он краем глаза заметил, что человек с бородой смотрит на забытые на ладони пятьдесят копеек.

– Полтина… – сказал он задумчиво. – Как раз с двухсот десятина получается, хэ! – Подкинул монетку и сунул в карман.

Минуты четыре они стояли и молча курили – как бы обо всём уже поговорив. Курили и смотрели, как снежные искры валятся и мечутся друг с дружкой внутри фонарного луча. Потом человек себе на уме аккуратно затушил сигаретку о мусорку, пожал руку, подмигнул:

– Будь здоров!

И скрылся за магазином.

Сёма докурил тоже, оторвал ещё хлеба, шмыгнул… А потом раскрыл рот и понял: русский мужик. Он бросил хлеб и побежал следом, – но тот уже исчез в снегах земли русской.

Восток/Запад

Дело было в Новосибирской/Омской/Оренбургской/Челябинской/–Саратовской области: дикий юг, выжженные чёртом прерии, стёршиеся до гравийки дороги, курды, рыси, контрабандисты – граница Россия/Казахстан.