Вскоре после песни «Про любовь в каменном веке» Высоцкий пишет «Песенку плагиатора, или Посещение Музы» (1969), где появляется похожий образ любимой женщины, с которой у героя вновь возникают проблемы: «Он исторг из уст проклятия» =
«Во мне заряд нетворческого зла»; «Она спуталась с поэтами» = «Засиживалась сутками у Блока, / У Бальмонта жила не выходя»; «Дую горькую с плебеями» = «С соседями я допил, сволочами, / Для Музы предназначенный коньяк»; «В общем, злобствует, как фурия» — «О, муза! О, безликая химера\» (АР-9-66) (а безликой предстает и его жена в первой песне: «Без душа она, без сердца… И…» /2; 473/); «Обидно мне, тоскливо, одиноко» (АР-9-64) = «Из печали скоро выйду я!» /2; 473/.Различие же в том, что в первом случае герой сам хочет разойтись со своей женой, а во втором — уже муза покидает его («Немного посидела и ушла»).
Обратим внимание и на совсем уж неожиданную параллель между песней «Про любовь в каменном веке» и произведением на морскую тему: «Был однажды богатой добычи дележ — / И пираты бесились и выли»
(«Был развеселый розовый восход…», 1973) = «Там мамонта убьют — поднимут вой, / Начнут добычу поровну делить» («Про любовь в каменном веке», 1969). И далее оказывается, что слова героя-рассказчика последней песни предвосхищают поведение юнги: «Я не могу весь век сидеть с тобой — / Мне надо хоть кого-нибудь убитъ\» — «Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, / Потому что его обделили». Кроме того, в последней песне сказано: «И плыл корабль навстречу передрягам», — как в песне «Еще не вечер» (1968): «Из худших выбирались передряг». В обеих песнях герои выступают в образе морских пиратов, плывущих на корсаре и бриге «под флибустьерским черепастым флагом». А образ пиратов родственен маске дикаря («Про любовь в каменном веке»).Встречается маска пирата и в «Песне попугая» (1973), которая также обнаруживает удивительные параллели с песней «Про любовь в каменном веке»: «Я ей дом оставлю в Персии»
= «Я гордо сидел на персидских коврах» (АР-1-138); «Он исторг из уст проклятия» = «“Карамба!”, “Коррида!” и “Черт побери!”»; «Мне ж рабы в лицо хихикают!» = «Продал меня в рабство за ломаный грош».Решившись на развод, Марк-патриций заявляет: «Я нарушу все традиции», —
что повторяет характеристику действий Жирафа из черновиков «Песенки ни про что, или Что случилось в Африке» (1968)43: «Пусть Жираф был неправ, / Все законы поправ, / Но кто-то крикнул из ветвей: / “Долой неравенство зверей!”» /2; 398/. Причем в основной редакции ликвидировать неравенство призывал не попугай, а сам Жираф: «Нынче в нашей фауне равны все пороговно!». А попранием законов в семейной жизни занимается и главный герой песни «Про любовь в каменном веке»: «Я первый из людей вступаю в спор[2466][2467][2468], / Поправ законы, первый на земле, / А ты берешь мой каменный топор — / Я высеку тебя не на скале» /2; 471/. Позднее этот мотив будет развит в «Песне автомобилиста (1972): «Я в мир вкатился, чуждый нам по духу, / Все правила движения поправ». Другие его вариации встречаются в «Песне самолета-истребителя» (1968): «Запреты и скорости все перекрыв, / Я выхожу из пике!»; в черновиках «Охоты на волков» (1968): «И я прыгаю через запрет» (АР-17-152); и в черновиках «Горизонта»: (1971): «Я прибавляю газ до исступленья / В местах, где ограничено движенье» (АР-3-112), — то есть там, где действует запрет. Точно так же герой собирается «прибавить газ» в черновиках «Лекции о международном положении» (1979): «Эх, мне б сейчас / Залить до глаз / Отечественных вин / И дать на полный газ — / Аж до Афин!» (С4Т-3-278); в «Песне о двух красивых автомобилях» (1968): «…И, врубив седьмую скорость, / Светло-серый лимузин / Позабыл нажать на тормоз»; и в песне «В день, когда мы поддержкой земли заручась…» (1973): «Он увидел, что траулер встал на винты, / Обороты врубив на предел».Если в песне «Про любовь в каменном веке» лирический герой говорит: «Я первый из людей
вступаю в спор, / Поправ законы, — первый на земле» /2; 471/, - то и в «Конце охоты на волков» он признается: «Я был первым, который ушел за флажки / И всю стаю увел за собою» (АР-3-22). Именно это и произошло в первой серии волчьей дилогии — «Охоте на волков», — где герой тоже попрал законы: «Волк не может нарушить традиций <…> Я из повиновения вышел / За флажки — жажда жизни сильней!».