Энцо Феррари. Биография

Более того, на его плечи вскоре водрузят всю ответственность за кампанию Ferrari в Формуле-1. Уже во второй его гонке за команду, на бельгийском Гран-при, невезение вновь подкосило его. На первом круге гонки по жуткому 13-километровому треку Паркс угодил в лужу масла, вылившегося из «BRM H16» Джеки Стюарта, и, заскользив, улетел с трассы на скорости в 240 километров в час при входе в левый поворот Бланшимон. Эймон, следовавший за ним по пятам, с ужасом наблюдал за тем, как машина Паркса сделала «бочку», подпрыгнув на поребрике, и вышвырнула из кокпита своего пилота, человека весьма крепкого, словно тряпичную куклу прямо на газон обочины. Эймон продолжил движение с полным убеждением, что Паркс мертв. Он стойко продвигался вперед и финишировал на третьем месте. Скарфиотти также стал свидетелем аварии и мгновенно потерял самообладание. Он ошарашенно двигался к финишу и закончил гонку на далеком одиннадцатом месте. Майк Паркс выжил, но получил чудовищные травмы ноги, положившие конец его короткой и необдуманной карьере в Формуле-1. После восстановления он продолжит соревноваться в классе спорткаров и работать на Ferrari, где его будут ценить за инженерные таланты и навыки тест-пилота, столь нужные при разработке новых болидов. Он погибнет много позже в дорожной аварии по пути в Турин. Произошедший в Спа инцидент произвел глубочайшее впечатление на Скарфиотти и по сути вывел его из строя: теперь цвета команды в гонках Гран-при будет защищать лишь один Эймон. (К сожалению, бедному Скарфиотти было предначертано погибнуть всего год спустя — во время одного из малозначимых соревнований по скоростному подъему в горы.)

В середине катастрофического сезона к Эймону присоединился англичанин по имени Роджер Бэйли, которого команде удалось переманить из гран-туринговой гоночной программы Ford. Бэйли был вдохновенным гоночным техником-специалистом, и Ferrari наняла его в качестве личного механика и соотечественника для Эймона, окруженного сплошь итальянцами. Резкий и конфликтный Бэйли, обладавший уникальной интуицией и нюхом на высокопроизводительные скоростные машины, быстро ассимилировался в Маранелло даже несмотря на то, что ни слова не знал по-итальянски. Он узнал, что комбинезоны рабочим фабрики поставлялись только в одном размере, из-за чего более миниатюрным мужчинам приходилось попросту закатывать рукава и штанины, а правило запрета курения в мастерских полностью игнорировалось. Как и в прошлом, сигареты попросту тушились в ящиках с инструментами всякий раз, когда появлялся «Коммендаторе», что порождало странное впечатление: будто сотни ключей и отверток изрядно истлели из-за чрезмерно активного использования. Феррари, разумеется, понимал что к чему, но предпочитал игнорировать реальность в угоду иллюзии.

Бэйли, теперь живущий в Америке и имеющий там статус видного члена гоночного сообщества Индианаполиса, вспоминал те дни работы в Ferrari с весельем и большой нежностью. Он вспоминал, как каждое утро ездил на работу по дороге в Абетоне на своем 50-кубовом мотоцикле, и как его ноздри наполняли едкие пары инсектицидов с близлежащих виноградников и фруктовых рощ. Вспоминал долгие обеды в «Cavallino» с Пьеро Ларди — который всегда держался настороженно, опасаясь, как бы случайно не нарваться на Лауру. В те дни гоночным механикам часто выплачивали призовые деньги в валюте страны, в которой прошла последняя гонка. «Гоцци вручал тебе пачку аргентинских песо, или голландских гульденов, или австрийских шиллингов, и к тому времени, как ты успевал поменять их в лиры или фунты в местном банке, у тебя уже ничего не оставалось», — задумчиво вспоминал он. Франко Гоцци в те дни регулярно появлялся на гонках и решал все вопросы, не касавшиеся непосредственно выступлений. Порой он даже варил целые пачки пасты для Бэйли и остальных членов команды на территории паддока. Бэйли вспоминал, что, несмотря на громадное давление, постоянные перебранки в команде и бешеную суету постоянного поиска новых возможностей сделать машины быстрее, в автоспорте той эпохи находилось место простому и добродушному очарованию, на смену которому уже давно пришел холодный и начисто лишенный юмора профессионализм.

«У Майка Паркса была квартира у парка позади дома Старика. Кажется, на улице Мартини делла Либериа — в том же здании жили Лина и Пьеро. Теплыми летними ночами мы наблюдали, как Старик приходит в дом. Он просто захаживал на несколько часов, пересекая площадь Гарибальди. Все знали об этом пункте в его расписании, но никто не говорил ни слова. С другой стороны, я довольно неплохо ладил с Лаурой. Мне она казалась нормальной, если не считать тех эпизодов, когда ей на глаза попадался бедолага Пьеро. Временами я разговаривал с ней в «Cavallino». Она любила английские мятные конфеты «After Eight», и я привозил ей их всякий раз, когда возвращался из Лондона».