Феррари изо всех сил старался держать ее в пределах «частного мирка», и если не считать периода в начале 1960-х, ознаменовавшегося ее странным вторжением на гоночную авансцену, она всегда оставалась где-то на заднем плане, удовлетворенная своим существованием в тесных границах завода и окрестностях Модены.
Лаура Доменика Гарелло Феррари умерла так же, как жила: загадкой в плане своего здоровья и истинной природы взаимоотношений с мужем. Конечно, ее поведение в поздние годы жизни было весьма эксцентричным, и с годами она стала вести все более уединенную жизнь, постепенно отходя все глубже в тень. Когда получалось, она проводила много времени в летнем домике на Адриатике, где Феррари часто находил себе убежище на выходные. Причина ее смерти в 78-летнем возрасте — случившаяся за несколько недель до 80-го дня рождения Энцо Феррари, который он отмечал в весьма угрюмом настроении, — остается тайной. Известно, что в последние годы жизни она испытывала большие трудности при ходьбе, как и сам Феррари (хотя его недостаток мобильности, вероятно, связан с банальными возрастными проблемами и тем фактом, что в последние сорок лет жизни единственным физическим упражнением для него был подъем собственного грузного тела с сиденья автомобиля). Лаура была захоронена в обширном семейном мавзолее в Сан-Катальдо, в склепе на противоположной стороне от круговой комнаты с мраморными стенами, где покоились мать, отец и брат Энцо, и через одну пустую ограду от сына Дино.
Какое-то время Феррари оставался в одиночестве в своем громадном доме на площади Гарибальди. Он планировал признать Пьеро, его супругу Флориану и их дочь Антонеллу, а заодно и Лину Ларди в процессе узаконивания, но пройдет несколько лет, прежде чем такая процедура станет уместна. Пока же он проводил свое время в уединении, нарушали которое лишь тихие ужины с друзьями, деловые встречи и суета вокруг гоночного предприятия. Энцо Феррари отказывался терять связь с реальностью. Он и его новый водитель Дино Тальядзукки (в настоящее время работающий привратником на испытательном полигоне во Фьорано) часто проводили выходные в Визербе, где поддерживали постоянную связь с гоночной командой по телефону.
Новый тим-менеджер (
«ФЕРРАРИ ПРОСТО СИДЕЛ, ТИХО И НЕДВИЖНО, И НИКОГДА НЕ РЕАГИРОВАЛ НИ НА ПОРАЖЕНИЯ, НИ НА ПОБЕДЫ», — ГОВОРИЛ ОН.
Его восприятие гонок оставалось неизменным; сама по себе гонка была для него по сути бессмысленным событием. Для него стимулом были планирование и подготовка, создание машин, организация человеческих существ, которые будут составлять команду, и бесконечное перетягивание каната с прессой, промоутерами и спонсорами. Для Энцо Феррари гонка заканчивалась, как только заводились моторы его болидов, как только они улетали прочь со стартовой решетки. С того момента и далее они были целиком в руках гонщиков, и ему не оставалось ничего другого, кроме как откинуться в кресле — и делал это он либо в дорого отделанном бывшем фермерском домике, примыкавшем к тестовому полигону Фьорано (он использовался специально для развлечения важных гостей и проведения конференций компании), либо в пляжном убежище в Визербе — и просто наблюдать за развитием гонки. С момента старта он становился бессильным, и это было главнейшей причиной, по которой он всегда отказывался посещать гонки.