Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов

Таким образом, Маккьюэн подтвердил результаты исследования, проведенного на рубеже XX в. Артуром Рэнсомом, который, как известно, утверждал, что снижение заболеваемости туберкулезом и смертности от него стало непреднамеренным результатом общего политического курса. Иными словами, туберкулез стал отступать не потому, что с ним целенаправленно боролись медицина и здравоохранение, а благодаря случайному побочному эффекту социально-экономического подъема. Маккьюэн применил выводы Рэнсома ко всем инфекционным заболеваниям.

Тезис Маккьюэна положил начало дискуссии, которая, в общем-то, уже исчерпана. Поэтому нет нужды давать здесь оценку этим двум его утверждениям о том, что, во-первых, намеренное научное вмешательство на рост здоровья населения влияло мало и что, во-вторых, ключевым компонентом подобных «спонтанных» улучшений было питание. А вот единого мнения насчет влияния факторов, которыми Маккьюэн объясняет демографический переход, пока нет. Но тем не менее все согласны, что он совершенно справедливо подчеркивал важность этого перехода, а главным фактором, ему способствовавшим, называл санитарию.

Впервые санитарно-гигиеническая концепция возникла в начале XIX в. в Париже, а более отчетливые черты приобрела в 1830–1840-е гг. в Великобритании при активном содействии Эдвина Чедвика. Он положил начало первому здравоохранному управлению, и в течение примерно 60 лет, между 1850-ми гг. и Первой мировой войной, оно осуществило реформы, которые подразумевала санитарная концепция. Новое управление инициировало масштабную очистку британских городов и поселков, что коренным образом изменило динамику заболеваемости и смертности. Идея охраны общественного здоровья, зародившаяся во Франции, нашла воплощение в Англии, а оттуда распространилась дальше и, вернувшись во Францию, прижилась затем в Бельгии, Германии, США, Италии и остальных странах индустриального мира.

Санитарная гигиена в Париже

Начать санитарные реформы Англию побудило происходящее по ту сторону Ла-Манша. В конце XVIII в. на фоне эпохи Просвещения и последующего развития медицины в Париже назрела идея городской реформы. Наиболее значительную роль в этом сыграла Парижская медицинская школа. Поскольку пациентов распределяли по палатам согласно специфике симптомов, в отделениях оказывалось огромное количество людей, страдающих одним и тем же недугом. Это обстоятельство, помноженное на страсть парижских медиков к ведению статистики, позволило очень быстро выяснить, что болезни коррелируют, во-первых, с социальным происхождением пациентов и, во-вторых, с населенными пунктами, где пациенты с одним и тем же заболеванием попадались в изобилии.

Историк Ален Корбен в книге «Миазм и Нарцисс: обоняние и общественное сознание в XVIII–XIX веках» (Le Miasme et la Jonquille. L'odorat et l'imaginaire social, XVIIIe–XIXe siècles, 1982) поясняет, что и сами парижане начинали осознавать, насколько зловонной была французская столица. Корбен устраивает читателям «душистую» экскурсию по бесчисленным смрадным и вонючим уголкам большого города с их неотъемлемым антуражем: выгребные ямы и размокающие в грязи немощеные улицы, где среди навозных куч валялась околевшая животина; здания, стены которых пропитались мочой, скотобойни и мясные лавки с гниющими вокруг потрохами; узкие темные проулки, куда выбрасывали мусор и выливали содержимое ночных горшков; канавы со смердящей стоялой водой, почерневшей от грязи; переполненные доходные дома, темные коридоры которых не знали ни проветриваний, ни уборки; многочисленные постояльцы, которые никогда не мылись, и повсеместная нехватка воды, из-за которой нельзя было ни помыться толком, ни улицы отмыть.

Когда парижские ученые порядком измучились от жестоких атак на свои органы чувств и истерзались страхами, которые историки иногда считают своего рода экологической тревожностью, начались попытки измерить запахи с помощью прибора под названием «одориметр», или ольфактометр, придуманного для анализа вредных испарений. Тогда же появилась осфрезиология – наука о запахах и их воздействии на обоняние. Если принять во внимание, что эпоха Просвещения оставила в наследство идею об ощущении как о единственно достоверном источнике познания, становится понятно, почему французские философы так внимательно принюхивались к вонючим бомбардировкам, которым Париж начала XIX в. подвергался непрерывно. Цель состояла в том, чтобы отыскать связь между интенсивностью запаха и частотой заболеваний (лихорадок, как их тогда называли), а в основе этого стремления лежала теория о том, что болезни возникают из-за некоего загадочного яда, который попадает в воздух вместе с дурными запахами от разных гниющих веществ. Врач-гигиенист Александр Жан-Батист Паран-Дюшатле прославился тем, что изучал зловонные стоки парижских клоак и по ним судил о состоянии здоровья горожан.