Как мы уже знаем, Парижская школа медицины придерживалась концепции, что болезни – это отдельные и неизменные явления, что их можно классифицировать на основании симптомов, которые они вызывают у живых людей, и на основании патологических изменений, которые обнаруживаются при вскрытии. Приверженность нозологии, или классификации как методу изучения заболеваний, была главной чертой парижских врачей, она и породила общий принцип специфичности болезней. В возникновении микробной теории эта концепция сыграла ключевую роль, поскольку навела на два вывода, позволивших рассматривать микроорганизмы в качестве возбудителей заболеваний. Во-первых, в отличие от Гиппократа и Галена, врачи уже не считали болезнь глобальным явлением, отражавшим дисбаланс четырех телесных жидкостей или их дефективности. Теперь болезнь рассматривали скорее как локальное и специфичное поражение плотных тканей организма. Во-вторых, Парижская школа постулировала, что одно заболевание не может постепенно превращаться в другое, хотя это противоречило бытовавшему до возникновения Парижской школы мнению, что, например, холера в некоторых регионах может возникнуть сама собой как острая форма эндемической летней диареи, а не как стойкое и самостоятельное заболевание.
Видовая концепция была хорошо знакома зоологам и ботаникам, и они понимали, что, допустим, ива никогда не превратится в дуб, а саламандра – в лягушку. Однако идея применить ту же концепцию к миру микроорганизмов возникла далеко не сразу. Одним из первых среди ученых это сделал Пьер Фидель Бретонно, который утверждал, что всякое «болезнетворное семя» вызывает определенную болезнь, так же как и в природе всякое семя дает начало организму определенного вида. Он сформулировал свою теорию в 1820-е гг., когда изучал дифтерию.
Не все ведущие теоретики специфичности заболеваний были французами. Например, Уильям Вуд Герхард был уроженцем Филадельфии и старожилом Парижа, где два года учился с Пьером Луи. Вернувшись на родину в 1833 г., во время эпидемии тифа, он произвел сотни вскрытий ее жертв и пришел к выводу, что коллеги неправы: поражения при сыпном тифе совсем не похожи на поражения, которые оставляет брюшной тиф.
Точку зрения Герхарда разделял английский врач Уильям Бадд, получивший широкую известность благодаря опубликованной в 1873 г. работе «Тифоидная лихорадка: ее природа, способы распространения и предотвращения» (Typhoid Fever: Its Nature, Mode of Spreading, and Prevention). Он подчеркивал специфическую и неменяющуюся природу этого заболевания. По его мнению, именно это подтверждало видовую концепцию. То есть брюшной тиф был определенным видом заболевания, которое не могло самозарождаться или трансформироваться в заболевание другого вида.
Французский физиолог Клод Бернар пошел еще дальше и предположил, что заболевания не только специфичны, но и динамичны, то есть развиваются в организме определенным образом. И этот взгляд уже шел вразрез со всей Парижской школой. В работе 1865 г. «Введение в изучение опытной медицины» (Introduction à l'étude de la médecine expérimentale) Бернар утверждал, что больничные истории болезней обманчивы, так как описывают заболевания в последних стадиях, лишая врачей возможности наблюдать процесс возникновения недугов и их развитие. Кроме того, научная работа в условиях больницы осложнялась множеством дополнительных факторов. Поэтому Бернар пророчески предлагал в качестве альтернативны лабораторию. Именно ее, а не больницу он считал наиболее подходящим местом для «опытной медицины». Только лаборатория позволяла проработать каждый фактор в контролируемых условиях. Поэтому здесь медицинскому наукоучению и было самое место, а не в библиотеке или больнице. Источником медицинских знаний следовало сделать лабораторию.
Как теоретик нового подхода к осмыслению медицинских знаний, Бернар стал ключевой фигурой переходного периода. Больничной палате, где возникла когда-то концепция специфичности заболеваний, Бернар предпочел лабораторию, и только там однажды стало возможным исследовать мир микробов и обнаружить его связь с этиологией некоторых заболеваний, то есть понять их причины. Его теория наметила и новую географию европейской медицины. Германия смещала Францию с позиции ведущего исследовательского центра, поскольку именно Германия была больше всех ориентирована на научные лаборатории при университетах и исследовательских институтах. И та же Германия больше других преуспевала в подготовке первых ученых-медиков на штатных должностях.