Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов

В попытках произвести кровопускание врачи обнаружили, что кровь пациентов становится темной, словно смола, и настолько вязкой, что едва циркулирует. Из-за нехватки кислорода мышцы сводит сильнейшими судорогами, от которых порой рвутся и мышечные ткани, и сухожилия, вызывая жгучую боль в области живота. В Викторианскую эпоху эксперт по холере Альфред Джон Уолл писал: «В тяжелых случаях поражения затрагивают практически всю мускулатуру: икры, бедра, плечи, предплечья, живот, спину, шею и межреберные мышцы. Больной корчится в муках, мечется на кровати так, что приходится привязывать, отчего он вопит и пугает всех вокруг»{107}. Судороги часто приводят к смерти, так как вызывают настолько сильные сокращения мышц гортани, что не дают ни глотать, ни дышать. В ужасе от надвигающегося удушья пациенты исступленно бьются, отчаянно пытаясь сделать вдох. И для самого пациента, и для тех, кто рядом с ним, подобный опыт особенно страшен еще и потому, что больной не утрачивает сознания и проживает каждое мгновение боли, грозящей смертью от сердечного приступа и удушья.

Пережившие алгидную стадию вступают в реактивный период, который протекает относительно спокойно, хотя прогноз ничуть не благоприятнее. Клинические признаки алгидной фазы ослабевают и даже могут приобрести положительную динамику. Температура тела растет, может начаться лихорадка, при этом спазмы и выброс жидкости идут на убыль, пульс становится чаще, восстанавливается нормальный оттенок кожи. По всем приметам больной идет на поправку. Но, к несчастью, именно в этот момент глубоко обессиленный пациент, регулярно пребывающий в бреду, крайне подвержен целому ряду осложнений: пневмонии, менингиту, уремии и гангрене конечностей, в том числе пальцев на руках и ногах, носа и пениса. Наиболее фатальное осложнение – уремия, на которую в XIX в. приходилось около четверти всех смертей от холеры. К уремии приводит загустение крови, которая перестает нормально циркулировать через почки, что приводит к почечной недостаточности, сокращению мочевыделения и отравлению организма.

Рис. 13.2. Габриэле Кастаньола. Холера в Палермо (1835). Иногда тела мертвецов, уже уложенные на телегу, продолжали жутко подергиваться в судорогах. Считается, что во время второй мировой пандемии холеры, в 1830-е гг., в Палермо погибло 24 000 человек.

Wellcome Collection, London. CC BY 40

Наводить ужас холера продолжала даже по смерти пациента. Этой болезни присущ омерзительный аспект: в то время как еще живой пациент внешне походит на труп, мертвое тело жертвы холеры кажется живым. Незабываемая особенность холеры – интенсивные мышечные сокращения уже мертвого тела, отчего оно еще довольно долго подергивается и шевелит конечностями. Из-за этого казалось, что на телегах-труповозках, груженных телами погибших от холеры, как будто бы есть живые. Это наводило на страшные мысли о злодейских кознях и погребенных заживо (рис. 13.2).

Во многих отношениях специфика течения холеры в значительной степени и определила культурную реакцию на нее. Эта чужеземная вредительница с Востока была слишком уж гнусна и несовместима с человеческим достоинством, чтобы найти широкое воплощение в сюжетах опер, романов и картин, как бывало с другими инфекционными болезнями. Из главы 14, например, мы узнаем, что туберкулез породил обширный пласт литературы и живописи и воспринимался как подходящая отправная точка для размышлений о природе красоты, гениальности и духовности. Какими бы на самом деле ни были страдания, причиняемые туберкулезом, эта болезнь легких истощала тело согласно христианским представлением о смирении и господствующим стандартам буржуазной чувственности.

Романтические почитатели были и у сифилиса, что парадоксально, потому что недуг этот обезображивал, угрожал нравственности и часто доводил до смерти. Но поражал он все сословия без исключения, а сопутствующий развратный подтекст даже как будто бы подталкивал к легкомысленности. Вольнодумцы считали «люэс» чуть ли не почетным орденом за нонконформизм, свободомыслие, вопреки лицемерным условностям, и сексуальные победы. Писатели XIX в., например Гюстав Флобер и Шарль Бодлер, бравировали своим диагнозом.

Даже у чумы, самой разрушительной из бед, имелись искупительные художественные достоинства. Обусловленная ею колоссальная смертность была общечеловеческой в том смысле, что, в отличие от холеры, поражала все слои общества сверху донизу, а симптомы чумы, хоть и причиняли страшные муки, все же не были столь откровенно непристойны. Как нам уже известно из предыдущих глав, чума вызвала бурный поток самых разных художественных произведений, в основе которых размышления о смысле жизни и об отношении бога к человеку.