Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов

Чтобы проверить свою гипотезу и выяснить, заразна ли чахотка, французский врач провел серию лабораторных экспериментов. Он ввел подопытным кроликам содержимое туберкулезных бугорков, забранное у больных людей и крупного рогатого скота. В результате кролики заболели. Тогда Вильмен повторил опыт, но на сей раз ввел здоровым кроликам содержимое бугорков, взятое у их больных сородичей. Здоровые кролики заболели. На основании этих результатов Вильмен пришел к выводу, что туберкулез действительно болезнь заразная, а провоцирует ее невидимый микроб (или «вирус», как называл его сам Вильмен).

Его точка зрения, подкрепленная теорией, эпидемиологическими доказательствами и лабораторными опытами, была весьма убедительна. Работа Вильмена стала существенным и важным этапом в становлении современной микробной теории заболеваний и в победе контагионизма. Но, как и англичанин Джон Сноу, Вильмен не сказал последнего слова в споре, потому что не сумел определить ответственный за развитие болезни патоген. Для окончательного доказательства потребовались дальнейшее развитие микроскопии и разработки Роберта Коха.

Как нам уже известно, решающим обстоятельством стало то, что в дело вмешался микробиолог Роберт Кох, новатор в области микробной теории болезней (глава 12). В 1882 г. он выявил бактерию Mycobacterium tuberculosis и в соответствии с собственными знаменитыми постулатами привел строгое доказательство, что именно она служит причиной развития болезни. Это открытие имело важное значение, во-первых, потому, что стал известен патоген, ответственный за главную инфекционную болезнь века, а во-вторых, потому, что оно ознаменовало победу сторонников контагионизма, как Кох и Луи Пастер, над его противниками, в числе которых был Макс фон Петтенкофер.

Разумеется, новые представления укоренялись не в одночасье, а на протяжении долгого времени. Даже в 1914 г., когда с момента публикации «Имморалиста» прошло уже 12 лет, столь влиятельный писатель, как Томас Манн, благополучно издал «Волшебную гору», где чахотка предстает в романтическом обличье. Герои книги – представители высших слоев общества – проходят курс лечения в Давосе, в Швейцарских Альпах, коротая время за возвышенными беседами. И даже позже, в 1922 г., Сомерсет Моэм в рассказе «Санаторий» будет выражать аналогичные эссенциалистские воззрения, только в шотландском антураже.

Победа контагионизма, а также восприятие туберкулеза как болезни нищеты укоренялись медленно еще и потому, что обнаружение палочки Коха не привело к ожидаемым успехам в профилактике и лечении туберкулеза. Скептические настроения невольно подкрепил и сам Кох. В 1890 г. он ошибся, поспешив заявить в оптимистическом порыве, что не только выяснил причину туберкулеза, но и нашел лекарство от него – туберкулин, или «коховскую лимфу». Но лекарство на основе этого экстракта, полученного из бактерий M. tuberculosis, с треском провалилось и не оправдало возложенных на него надежд. Препарат Коха вызывал тяжелые побочные эффекты и даже приводил к смертельным исходам. Репутацию туберкулина не спасло даже то, что позже он стал основой для эффективного диагностического анализа. До конца Второй мировой войны, пока не наступила эра антибиотиков, пока не был изобретен стрептомицин, врачи в борьбе с туберкулезом оставались так же беспомощны, как и до открытий Коха и Вильмена.

Этиологию туберкулеза отличает ряд важных особенностей, которые делали способ его передачи неочевидным и сильно мешали воспринимать эту болезнь как инфекционную. Из-за продолжительного латентного периода, когда симптомов у пациента еще нет, трудно заподозрить связь между заражением бактериями и началом активной фазы заболевания. Длиться такой бессимптомный период мог беспримерно долго – месяцы и даже годы, что не способствовало признанию микробной теории.

По-прежнему не сдавали позиций холистические и гуморальные теории. Даже среди врачей, согласных с микробной теорией туберкулеза, встречались те, кто встраивал ее в систему старых представлений, полагая, что бактерия Коха – лишь одна из многих причин болезни. Такой подход был особенно распространен среди врачей старшего поколения. В отсутствие знаний о бактериологии и микроскопии, а также взаимодействия с исследовательскими лабораториями у них сложилось впечатление, что никаких полезных методов лечения микробиология предложить не может. В то же время врачам, державшимся традиций, внушали беспокойство сопряженность новых доктрин с количественным анализом и технические средства, для некоторых до сих пор невиданные и такие непонятные: микроскопы, методы окрашивания, покровные стекла и агаровые среды. Учение Гиппократа было низвергнуто отнюдь не разом, оно подтачивалось.