Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов

К чему рассказывать о первых днях? Что от них осталось? Ужасное воспоминание о них безгласно. Я уже больше не знал – ни кто я, ни где я. ‹…› Важно было то, что смерть, как говорят, коснулась меня крылом.

Через несколько часов после этого у меня было кровохарканье. Это случилось, когда я с трудом ходил по террасе. ‹…› Запыхавшись, я глубже вдохнул воздух, и вдруг это наступило. Мне залило весь рот… Но это уже больше не была светлая кровь, как во время первого кровохарканья, а ужасный сгусток, который я с отвращением выплюнул на землю. ‹…›

Я вернулся назад, нагнулся, отыскал свой плевок, взял соломинку и, приподняв сгусток крови, положил его в носовой платок. Я посмотрел. Это была гадкая, почти черная кровь, что-то скользкое, отвратительное…[45]{145}

В этих зарисовках, сделанных Стоу и Жидом, отражено все то, что отличало душеспасительную, словно бы возвышавшую пациентов чахотку от мерзкого туберкулеза, который разрушал их легкие и жизни (рис. 15.1 и 15.2). Эти два текста разнят друг с другом несколько факторов, совокупность которых положила начало новым подходам к лечению туберкулеза и новому взгляду на эту болезнь с точки зрения общественного здравоохранения.

Рис. 15.1. Рентгеновский снимок грудной клетки человека, больного туберкулезом. Видно умеренное повреждение в верхней доле правого легкого.

Wellcome Collection, London. CC BY 4.0

Рис. 15.2. Образец легкого, в котором здоровая ткань замещена фиброзной (рубцовой), образовавшейся в результате хронического туберкулеза.

Wellcome Collection, London. CC0

Контагионизм

Чахотка утратила все обаяние, как только выяснилось, что представляет она собой вовсе не наследственное, а инфекционное заболевание. Первый значительный шаг в этом направлении сделал французский военный врач Жан Антуан Вильмен (1827–1892). В своих эпохальных работах «Исследование туберкулеза» (Études sur la tuberculose) и «О распространении чахотки» (De la propagation de la phthisie), которые были опубликованы в 1868 и 1869 гг. соответственно, Вильмен поставил под сомнение две ведущих медицинских концепции того времени, объяснявших причины туберкулеза: эссенциалистскую теорию, согласно которой болезнь возникала из-за врожденной предрасположенности к ней, и доктрину о наследственной природе туберкулеза. Обе концепции, по мнению Вильмена, были случаем логической ошибки, возникшей в результате круговых рассуждений и затруднившей научное понимание болезни и ее медицинскую профилактику. Разные на вид, обе эти теории зиждились на одном и том же предположении, что туберкулезом заболевают те, кто к нему предрасположен, поэтому врачи даже не пытались искать средства борьбы с бедствием, которое, по имеющимся данным, ежегодно уносило жизни 160 000 французов. К тому же в основе концепций предрасположенности и наследственности таилась идея самозарождения, поскольку болезнь возникала якобы внутри тела, которое загадочным образом способствовало появлению бугорков там, где их раньше не было. Вильмен же был убежден, что туберкулез приходит извне и что источник его – некая зараза, которая, попав в организм, распространяется по нему в виде бугорков.

Помимо того, что теории диатезиса и наследственности держались на круговой аргументации и вызывали сомнения с медицинской точки зрения, они никак не объясняли эпидемиологию туберкулеза в среде, которую Вильмен знал лучше всего, – в армии. Он заметил, что французские солдаты, которые в середине XIX в. в подавляющем большинстве были из селян, тем не менее болели и умирали, исправно выплачивая туберкулезу его дань. Этот факт представлял для господствующих теорий серьезную этиологическую проблему, потому что обе они не могли объяснить появление чахотки у такого количества молодых мужчин, не имевших среди родни никого, кто страдал этим недугом, и совершенно здоровых, пока вдруг их не загнали в набитые битком казармы. Вильмену было очевидно, что ни телосложением солдат, ни их наследственностью эту загадку не объяснить, а самый правдоподобный ответ на нее дает альтернативная концепция контагиозности. Вильмен считал, что в армии молодые здоровые мужчины подвергались воздействию некой инфекции, поскольку оказывались в условиях, благоприятных для ее распространения от человека к человеку.