Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов

В первую очередь новые представления о туберкулезе формировались благодаря медленному, но неуклонно надвигающемуся краху медицинского учения об эссенциализме и наследственности, на смену шла научно обоснованная концепция контагионизма. Но был и другой фактор – результаты статистических и эпидемиологических исследований этого заболевания и его социального спектра. Собранные данные показали, что туберкулез действительно затрагивал элитарные слои общества, однако прежде всего несоизмеримо больше поражал «неблагонадежные классы» – рабочих и городскую бедноту. Например, в немецком Гамбурге в 1922 г. выяснили, что смертность от туберкулеза обратно пропорциональна величине уплаченного подоходного налога. В Париже заметили, что самая высокая смертность от чахотки в бедном 20-м округе, а самая низкая – в самых богатых районах города. Расхожая критика первых лет нового века вторила Жиду и решительно отвергала эссенциализм и представления о чахотке, принятые в XIX столетии, провозгласив отныне, что туберкулез «болезнь вульгарная, рядовая, возникающая от зловония, грязи, нищеты… Красивым и богатым она достается от некрасивых и бедных»{146}.

По тем же причинам в некоторых многоквартирных домах Нью-Йорка засилье чахотки было такое, что их прозвали «легочными кварталами». Убожество, царившее в них, наглядно запечатлел фотожурналист Якоб Риис и особенно ярко представил в эссе «Как живут остальные» (How the Other Half Lives), опубликованном в 1889 г. (рис. 15.3). В 1908 г. нью-йоркские апологеты здравоохранения спонсировали «туберкулезную выставку», которую посетило 3 млн человек. Цель выставки состояла в том, чтобы показать грязь, тесноту, мрак и затхлость, которые стали причиной туберкулеза у 30 000 горожан, обитавших в многоквартирных домах, и способствовали появлению «ужасающих образцов» разрушенных легких, которые, уже заспиртованные, были выставлены там же на всеобщее обозрение. Кроме того, за время выставки организаторы раздали 600 000 розовых карточек «не надо» с перечислением того, что не надо делать, когда имеешь дело с туберкулезом. В карточках были отображены два главных принципа нового подхода, предложенного Кохом: «Не заражай чахоткой других, не позволяй другим заразить чахоткой тебя». В этом отношении Нью-Йорк и другие крупные города США принципиально отличались от европейских лишь тем, что в Штатах зависимость между бедностью и болезнью имела выраженный этнический перегиб: в Нью-Йорке больше всего жертв насчитывалось среди ирландских и итальянских иммигрантов.

Другим фактором, подтолкнувшим формирование принципиально нового социального концепта туберкулеза уже после сенсационного открытия, сделанного Кохом в 1882 г., стал международный климат и растущее напряжение между европейскими державами. То были годы социального дарвинизма, соперничества империй в «драке за Африку», экономической конкуренции стран, вражды между недавно объединенной Германией и Францией, потерявшей Эльзас и Лотарингию, то было время англо-германской гонки вооружений и кристаллизации опасного конфликта между двух противоборствующих блоков: Антанты, объединившей Российскую империю, Францию и Великобританию, и Тройственного союза Германии, Австро-Венгрии и Италии. Итогом стало глубокое осознание государственной незащищенности и необходимости обеспечить подготовленность, или, как это называлось по-английски, «национальную эффективность». Легочная болезнь была серьезной помехой. Она снижала рождаемость, вредила производительности, подрывала военную мощь и отвлекала на себя драгоценные ресурсы. Получалось, что больные туберкулезом представляли опасность не только для самих себя и окружающих, но для экономического и демографического роста. Они расшатывали империю и даже ставили под угрозу выживание нации.

Для больных это обернулось суровыми последствиями. Страх привел к стигматизации, сторонились всех, у кого был диагностирован туберкулез или появлялся характерный непроходящий кашель. Американские журналы и газеты сообщали о надвигающемся как волна явлении, которое они называли «фтизиофобией» и «туберкулофобией». Тенденцию задавали предостережения от органов здравоохранения, распространяемые повсеместно. Об угрозе, исходящей от больных туберкулезом, предупреждали брошюры и плакаты, а врачи и медсестры подкрепляли эти сообщения на приемах. Осознав, что туберкулез заразен, широкая общественность стала воспринимать всех постоянно кашляющих как людей опасных и даже непатриотичных. Поэтому туберкулезных больных чуждались. Им стало сложно найти жилье, устроиться на работу или получить страховку, и, конечно, их болезнь была серьезным препятствием для вступления в брак. Родители школьников требовали, чтобы в школе детям измеряли температуру и всех, у кого она окажется выше 37 ℃, отсылали домой.

Рис. 15.3. Якоб Риис. Постояльцы многоквартирного дома на Байард-стрит.

Из эссе «Как живут остальные: доходные дома Нью-Йорка» (1889)