Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов

Просвещение с целью профилактики

Трюдо считал, что санаторий Саранак-Лейк одновременно служит двум целям – лечению и профилактике. Для профилактики пациентов забирали из перенаселенных многоквартирных домов и цехов, где больные распространяли заразные бактерии, кашляя, плюясь и выдыхая их внутри помещений. По подсчетам Трюдо, в Нью-Йорке среднестатистический больной туберкулезом заражал за год еще 20 человек. Перемещая носителей заболевания из города в глушь Адирондакских гор, санаторий Саранак-Лейк разрывал цепочки передачи инфекции. То есть выполнял профилактическую функцию, как карантины во времена чумы.

Кроме того, в Саранак-Лейк пытались снижать заболеваемость за счет обучения пациентов правилам «туберкулезного этикета», чтобы, выписавшись, они представляли меньшую угрозу для окружающих. Пациенты проводили в горах не менее шести месяцев, а чаще оставались на долгие годы. В течение этого периода у санатория были все возможности привить пациентам правила гигиены, которым они будут следовать всю оставшуюся жизнь. Например, их учили по возможности сдерживать кашель. Если же он становился слишком сильным, прикрывать рот носовым платком, который необходимо всегда иметь при себе. Не меньше внимания уделялось отхаркиванию – одной из главных забот кампании по борьбе с туберкулезом. Пациентам объясняли, что, плюясь, они неизбежно создают опасность для окружающих. Мир охватил страх пыли, основанный на убеждении, что главный фактор распространения эпидемии – витающие в воздухе бациллы. Вот что пишет Сигард Адольф Нопф в 1899 г.:

Пока мокрота жидкая, она не так опасна, но, попав на пол, на тротуар или на носовой платок, она обычно быстро высыхает и превращается в пыль, поднимается и попадет в дыхательные пути всем, кто случайно вдохнет этот кишащий разнообразными бактериями воздух. Самая опасная из них – туберкулезная палочка, даже в высушенном состоянии сохраняющая вирулентность в течении нескольких месяцев{151}.

Поэтому от больных требовалось воздерживаться от «произвольных отхаркиваний». В санатории их приучали всегда носить в кармане или сумочке картонную плевательницу и в крайнем случае откашливать мокроту только туда. В конце каждого дня пациенты должны были сжигать эту легковоспламеняющуюся емкость, уничтожая заодно и скопившиеся внутри микробы.

Из-за опасных бактерий, переносимых с пылью, чахоточным больным следовало освоить новые правила домашней гигиены и в случае своего возвращения из санатория обучить этому этикету домочадцев, квартирантов и соседей. Особое предостережение касалось общепринятой практики подметания полов. Считалось, что это несет смертельную опасность, поскольку поднимает в воздух зараженную пыль. Поэтому во главе угла гигиенической науки стояла замена метел швабрами. Пациенты Саранак-Лейк осваивали и оттачивали множество приемов, направленных на то, чтобы разорвать порочный круг передачи инфекции.

Лечебный режим

При этом Трюдо считал, что санаторий выполняет и главную лечебную задачу. Оценить это объективно невозможно в силу отсутствия точных данных. Статистика, собранная в Саранак-Лейк, дает существенный «показатель излечения» – 30 % от острых случаев чахотки. Это смотрится весьма выигрышно на фоне общей картины за пределами санатория, где считалось, что острая форма болезни приводит к летальному исходу почти всегда, хоть зачастую далеко не скоро. Но, опираясь на обнадеживающие цифры Саранак-Лейк, мы рискуем впасть в глубокое заблуждение, потому что санаторий намерено принимал только «легких» пациентов, в начальной стадии заболевания. Пациентам с тяжелыми и запущенными случаями отказывали на том основании, что санаторий в первую очередь должен помогать тем, кому, по мнению работающих там врачей, еще можно помочь.

Поэтому пациентов Трюдо нельзя считать репрезентативной выборкой из общей группы больных туберкулезом. Столь тщательный отбор не позволяет определить, что именно отражают достижения Саранак-Лейк: эффективность лечения или умение приемного отделения отсеивать неизлечимых. Сам Трюдо признавал, что главной целью санатория было не исцелить, а дать надежду на исцеление в обстоятельствах, когда диагноз «туберкулез» воспринимался как смертный приговор. Этот подход запечатлен в девизе учреждения: «Иногда здесь дарят исцеление, зачастую – облегчение, всегда – утешение».