Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Приписки в ревизской сказке 1795 г., касающиеся происхождения и передвижения дочерей, вышедших замуж между 1782 и 1795 гг., судя по всему, говорят о том, что почти все девицы стексовского имения выходили замуж за женихов из этого же имения, если вообще выходили. Хотя в данных за 1795 г. у 27 % мужчин отсутствуют примечания относительно места рождения их жен, в основном они находили невест в имении. Это все-таки было большое имение, и местные жены обходились, скорее всего, дешевле, чем посторонние. Тем не менее среди жен были и приезжие. Пятнадцать замужних женщин или вдов были обозначены как «крепостная господина моего» или «старинная господина моего», а не по названиям деревень; возможно, их привезли из отдаленных голицынских владений, чтобы выдать за стексовских мужиков. Еще десять прибыли из имений других помещиков, а одна была дочерью крестьянина, жившего в Арзамасе (или, может быть, только приписанного к этому городу). Это единственная женщина, которая могла быть «вольной девицей», вышедшей замуж в имение, возможно, она была куплена у отца за кладку, равную цене бракоспособной крепостной. Иначе покупка некрепостной девицы, на что, по-видимому, ссылался бурмистр Яковлев в 1809 г., не имеет особого смысла. Были также купцы и мещане, приписанные к Арзамасу или Ардатову, но жившие в Стексове; и в те годы, когда имение принадлежало Сергею Голицыну, его крепостные изредка женились на мещанских дочерях[578]. Однако, по данным на 1795 г., единственной кандидаткой для такого брака была дочь арзамасского крестьянина, который мог на самом деле жить в Стексово.

Более вероятно, что штрафные деньги использовались — скажем, в виде уплаты высоких выводных — на покупку крепостных из других имений, в том числе десяти завезенных крепостных женщин из переписи 1795 г. Мы знаем, что изредка, по крайней мере, стексовские крепостные покупали других крепостных. В 1809 г. передавая просьбу Петра Никифоровича Колоскова (три сына, три дочери, собственный капитал в тот год 1200 рублей) о выдаче вольной его дочери, с тем чтобы она могла выйти замуж на сторону, бурмистр Яковлев между делом замечает, что тот же Колосков вместе с братом просили до этого разрешения купить девушку за 80 рублей[579]. Возможно, Колосковы намеревались взять девушку в прислуги, но, может быть, они хотели приобрести жену для одного из своих сыновей. Колосковы не просили финансовой помощи; некоторым же дворам в Стексово понадобилась бы на это субсидия.

В какой-то момент Сергей Голицын отменил этот штраф: к 1820-м гг. он уже не упоминается в вотчинной переписке. Вероятно, Голицын понял, что штраф — это всего лишь малозначительный налог на безбрачие, уплата которого в действительности давала женщинам право избежать замужества. В приказе за приказом череде сменяющихся управляющих он требовал, чтобы все крепостные вступали в брак. Он оставил, однако, лазейку: отец мог оградить дочь от замужества, купив ей свободу под видом уплаты Голицыну выводных, чтобы дочь якобы могла выйти замуж за пределами имения. В 1809 г. Колосков, по всей вероятности, заплатил 500 бумажных рублей за вольную дочери. Это была стандартная цена, которую Голицын требовал с зажиточных крепостных (и не только стексовских), стремившихся получить для своих дочерей свободу — как, например, за дочь Ивана Грошева (доход, по данным на 1845 г., 2500 рублей) в 1823 г. [580]

Вполне вероятно, что Колосков и Грошев купили дочерям свободу не для того, чтобы те вышли замуж на стороне, а чтобы вообще не выходили[581]. Так же как крепостные в орловском имении Романово, стексовские крепостные покупали дочернюю свободу обманным путем. И Сергею Голицыну это было известно, во всяком случае к тому времени, когда он отменил штрафы, но предложил гораздо более дорогой вариант — покупку вольной. В 1840 г. он разъяснял управляющему Даниилу Николаеву: «…крестьяне сей вотчины выкупают дочерей своих не для того чтобы отдать в постороннее замужество, но с тою целью чтобы навсегда оставали в ересеах, имели свои кельи и исполнили раскольнические обряды, и для того еще чтобы небыли выданы за своих вотчинных женихов»[582]. Приказывая Николаеву заставлять крестьян вступать в брак, он тут же подтвердил ставки, по которым крестьяне должны были платить за свободу своих дочерей: 500 рублей с самых богатых, 350 или 250 рублей с менее состоятельных дворов[583]. Это было вымогательство: Голицын требовал за вольные куда больше рыночной цены бракоспособной крепостной, в то время стоившей, наверное, около 150–200 рублей. Между тем его ставки за освобождение были не выше, чем у других владельцев крепостных.