Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Хотя Голицын, похоже, никогда не упускал возможности нажиться на желании богатея-старообрядца спасти свою дочь от замужества, он сам и его стексовские управляющие усердствовали в принуждении остальных отдавать своих дочерей. В начале 1823 г. Прокофий Кротов доехал аж до Москвы, чтобы пожаловаться на попытки управляющего Ферипонта Попова заставить его выдать 15-летнюю дочь Авдотью за сына Ивана Голубкина. Утверждая, что его жена хворает и что у него три малых сына, за которыми нужен уход, Кротов просил разрешения оставить Авдотью дома еще на год. Управляющий Попов парировал, что, мол, Кротов мужик неотесанный, упрямый и никогда добровольно не отдает своих дочерей замуж, что он ранее выдал другую свою дочь только под принуждением, что Голубкин не может найти другой невесты для своего 16-летнего сына и Кротова надо заставить отдать Авдотью. В данном случае вотчинная контора распорядилась отложить Авдотьино замужество на год, как просил отец. В итоге Голубкин нашел другую девицу для своего сына[584]. Желание Кротова оставить Авдотью дома могло быть связано с его религиозными убеждениями; при этом Авдотьи уже не было в его дворе к моменту проведения ревизии 1834 г.: она, по-видимому, либо вышла замуж, либо умерла, но в том же году с Кротовым проживала его незамужняя сестра, скорее всего староверка[585]. Между тем, возможно, ему действительно была нужна помощь дочери по дому, или он мог быть против предлагаемого жениха, или же считал, что она еще слишком юна для замужества. С другой стороны, управляющий Попов в ситуациях с обеими дочерями Кротова явно действовал в интересах других крестьян, которые просили его обеспечить жен для своих сыновей.

В вотчинной переписке проблемы брака соседствуют с проблемами старообрядчества. Подавляющее большинство стексовских крепостных было официально православным, но их религиозные обряды на самом деле были иноверческими. Как писал управляющий Попов в 1823 г. в голицынскую московскую контору, в селе Пашутина имелась старообрядческая (он хотел сказать единоверческая) церковь, и прихожане прилежно ее посещали. Многие другие крестьяне, однако, «из-за лени и раскольнических заблуждений» не молились ни в той единоверческой церкви, ни в православных церквях в Стексово, Писарево или Пятницкой и не ходили на обязательную ежегодную исповедь и причастие. Православную церковь в Стексово посещало так мало народу, что приходского дохода не хватало на свечи, вино и ладан, не говоря уже о постройке каменной церкви — проекте, для осуществления которого все владельцы частей этой деревни рассчитывали на взносы от своих крепостных. Московская контора дала Попову указание штрафовать тех, кто не ходит в церковь[586]. В 1824 г. расследование Нижегородской епархии подтвердило, что стексовские крепостные не желали жертвовать на возведение новой церкви[587].

Многие (возможно, большинство) из должностных лиц — выборных из крепостных имения — были старообрядцами и, по крайней мере некоторые были заводилами в сопротивлении православию. В 1822 г., например, бурмистр голицынского села Стексово обвинил писаревского православного священника Стефана Петрова в том, что тот регулярно отменяет церковные службы, лишая таким образом прихожан святых даров. Петров ответил, что может доказать, что провел все положенные службы, и приложил к своему письму благочинному заявление в свою поддержку от 115 бибиковских крепостных из Писарева. Петров утверждал, что стексовский бурмистр, чьи полномочия распространялись на проживавших в Писарево голицынских крепостных, сам раскольник и намеревается совратить их в старую веру[588].

Павел Мельников, проведший 1847–1855 гг. в изучении старообрядцев Нижегородской губернии и в 1854 г. написавший длинный отчет для Министерства внутренних дел, сообщал, что 60 % населения села Стексово были старообрядцами и что стексовский был одним из 16 приходов, расположенных на границе между Ардатовским и Арзамасским уездами, которые были основательно заражены старой верой. По сведениям Мельникова, половина населения этих приходов состояла из раскольников. В эти 16 входили писаревский и пятницкий приходы, части которых находились во владении Голицына. Между тем Мельников выделил село Стексово как имевшее особое влияние на всех старообрядцев в округе[589]. Он, конечно, включил в свои подсчеты тех, кого в других местах называл «тайными старообрядцами», то есть тех, кто хотя бы притворялся скрепя сердце православным, придерживаясь при этом обрядов старой веры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука