Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Эти десять дворов представляют собой очевидный парадокс. В селе Стексово четыре из десяти остаточных дворов в 1845 г. содержали старых дев; они составляли почти пятую часть от 21 стексовского двора с незамужними женщинами 25 лет и старше. Шесть убогих дворов без взрослых незамужних женщин (их там не было также и в 1834 г.) составляли всего лишь 12,5 % от 48 дворов в этой группе. В свете анализа демографической участи баковских дворов неудивительно, что присутствие незамужних женщин почти удваивало для стексовского двора вероятность демографического увечья. Между тем среди этих десяти дворов три из четырех, содержавших никогда не бывших замужем взрослых женщин, здравствовали, в то время как пять из шести без старых дев впали в крайнюю нищету или нуждались: в остаточных дворах старые девы соотносились с достатком, а не с бедностью.

И это не было нечаянным подарком судьбы, однажды выпавшим около 1845 г. В период между 1834 и 1845 гг. процент выживаемости дворов, имевших и не имевших у себя старых дев, был почти одинаков: 49 из 56 дворов без старых дев в 1834 г. (87,5 %) уцелели по 1845 г. включительно, как и 20 из 22 со старыми девами (91 %)[644]. Ревизия 1834 г. не дает сведений о ресурсах или доходах дворов, но экономическая информация в подворной описи 1845 г. в такой же степени отражает недавнюю хозяйственную историю дворов, как и результаты труда одного года. В 1845 г. из 21 двора Стексово с незамужними женщинами 25 лет и старше 14 (67 %) зарабатывали 450 или более рублей. Среди остальных 48 дворов лишь 23 (48 %) зарабатывали не менее 450 рублей. То есть не только среди остаточных дворов наблюдается соответствие между старыми девами и благополучием, но такой расклад был в Стексово в целом. Связь между стародевичеством и благосостоянием могла (это только гипотеза) быть основана на общинной солидарности спасовцев.

В период между 1814 и 1816 гг. (годы вотчинной подворной описи и податной ревизии) и 1834 г. дворы в с. Стексово с незамужними взрослыми женщинами показывали лучшую выживаемость, чем без них. За эти 20 лет 13 из 91 двора Стексово не стало. По данным от 1814 г., ни один из этих 13 не был обременен незамужними взрослыми женщинами (25 лет и старше). Все 18 дворов с незамужними взрослыми женщинами, которым в 1814–1816 гг. было как минимум 25 лет, сохранились до 1834 г., в то время как 13 из 78 дворов без незамужних взрослых женщин (16,7 %) исчезли. Основной причиной гибели двора было сочетание маленького размера с демографическим злополучием. Два двора — в каждом по одному взрослому мужчине — пали жертвами войны: муж и вдовец ушли в ополчение воевать с французами и не вернулись; из одного двора пропали вдова и ее три дочери, а из другого 14-летний парень пошел со временем «в примаки» в семью Писаревых. Другие четыре двора, которые в 1814 г. возглавляли вдовы, также сошли на нет. Одна из вдов вышла замуж за стексовского вдовца и взяла сына, которому в 1814 г. было 12 лет, с собой в дом нового мужа. До 1834 г. прекратили существование еще пять дворов, в 1814 г. состоявших из пожилых супружеских пар с юными дочерями[645].

Вымирание дворов было бы масштабнее, если бы они не привлекали новые силы. Четыре двора со старыми девами и два без них приняли к себе зятьев, которые к 1834 г. стали в них хозяевами, а другой двор (без старых дев) взял в приемыши мальчика, который со временем стал в нем главой. Еще один двор попытался продлить свое существование путем принятия к себе нового члена, но к 1834 г. двор был обречен: приемыш превратился в 56-летнего одинокого вдовца. Двенадцать других дворов (только один из которых, по данным на 1814–1816 гг., содержал старую деву) стали остаточными: у них не было ни способных произвести потомство пар, ни других очевидных способов продолжить свой век. Подворные описи, что интересно, оставляют впечатление, что в годы вокруг 1800 г. порядка дюжины супружеских пар либо совсем избегали, либо ограничивали деторождение. Это только впечатление, не гипотеза, что в Стексове в те годы практиковался целибатный брак. Очевидно лишь, что в 1814–1834 гг. дворы с незамужними взрослыми женщинами лучше, чем остальные, способны были предотвратить свою гибель.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука