Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Не все мишинские дворы, таким образом, были долговечны: 41 % исчез в период между 1782 (я предполагаю, что Чап начал свою оценку с этого ревизского года) и 1858 гг., другими словами, за десятилетие вымерло 5,4 % от изначального количества. В имении Мануильское из 125 дворов в 1813 г. (не считая еще 22, которые были туда переведены в 1828 г.) 23 прекратили существование к 1860 г.: 18 %, или 3,8 % за десятилетие[668]. В Стексово 22 из 91 двора исчезли за период с 1814–1816 по 1845 г. — 24 %, или по 7,8 % от изначального количества за десятилетие, быстрее, чем в Мишино или Мануильском, но, пожалуй, не намного. Между тем стексовские дворы были в среднем значительно меньше — 5,7 члена в Стексово (и в селе, и в имении) по сравнению с 8,4 в имении Мишино в 1834 г., 8 в имении Мануильское в 1833 г.[669] Если мы предположим, что темпы вымирания дворов в Мишине были близки к средним по крупным сельскохозяйственным имениям к югу от лесной полосы в Центральной России, где и главы крепостных дворов, и управляющие старались воспрепятствовать разделению дворов, то, может быть, в Стексово, где, насколько можно судить, не принималось особых мер для поддержания максимального размера дворов, самым важным является вопрос: как получилось, что стексовские дворы со старыми девами оказались еще более долговечны (в период 1814–1845 гг. они исчезали по 2,9 % в год), чем мишинские поголовно брачившиеся? Решающим фактором, вероятно, было то, что в Стексово избегавшие брака дворы были значительно более зажиточными, чем поголовно брачившиеся. Я подозреваю, что созданию достатка благоприятствовали некие особенности стексовской беспоповской (спасовской) общины (возможно, аналогичные гораздо более многочисленной и богатой московской общине федосеевцев), но фактические доказательства в отношении этого вопроса отсутствуют.

ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТА О ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ И ХРОНОЛОГИЧЕСКОЙ ПРОТЯЖЕННОСТИ

Я сосредоточил внимание на приходе с. Купля и имениях Баки и Стексово, но упоминал, иногда лишь вскользь, также свидетельства необычайно повышенного уровня отказа от брака и в других местах. Тщательный анализ и выборочные сведения в совокупности оправдывают некоторые обобщения. Главы 3 и 4 содержат статистические данные, показывающие, что во второй половине XVIII и первой половине XIX в. сопротивление браку было поразительно настойчивым среди всех видов крестьянства на всем протяжении той части Гороховецкого уезда, которая находилась к югу от р. Клязьмы. Ряд крепостных имений из других уездов Владимирской губернии обозначены как очаги сопротивления браку в главе 2. Бóльшая часть свидетельств о сопротивлении браку поступает с востока Владимирской губернии; вероятно, это было место сосредоточения противников брака. По Нижегородской губернии у нас также имеются подобные свидетельства не только из Стексово и, в более широком плане, из земель на границе между Арзамасским и Ардатовским уездами, но также из юсуповских и шереметевских имений в других уездах. Нет сомнений, что эта губерния была местом проживания большого количества избегавших замужества женщин. Представляется, что их можно было обнаружить там повсюду.