Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

При этом повышенный демографический стресс избегавших брака баковских крестьян только частично объясняется брачными решениями их женщин. Баковское лесное хозяйство приносило и богатство, и нищету: богатство тем, кто нажил капитал, необходимый для найма работников, которые заготавливали и отправляли на рынок древесину и другие лесопродукты, нищету (или полунищенское существование — дворы третьего класса по классификации подпоручика Аверкиева) среди тех, у кого мало было чего продать, кроме своего труда. Лесной промысел также повышал уровень заболеваемости и смертности среди тех, кто работал в лесу и на реке, и в результате оставлял многих женщин вдовами. Не только демографический риск, сопряженный с женским сопротивлением браку, был причиной нищеты и разрушения дворов в Баках, это было также следствием способа зарабатывания на жизнь баковских крепостных.

В Стексово, по имеющимся экономическим сведениям, были и богатые, и бедные, но последних относительно меньше, чем в Баках; и распространенное владение землей защищало демографически ослабленные (остаточные) и уязвимые по другим причинам дворы от обнищания. К тому же стексовская экономика не создавала причин для появления большого количества вдов. Дворы, содержавшие старых дев, в среднем, кажется, были более зажиточными и устойчивыми, чем те, где их не было, — факт, которому данные по экономике Стексово не дают объяснения. По моей гипотезе, это происходило благодаря некоего рода общинной солидарности спасовцев, но ни вотчинная переписка, ни какой-либо другой источник не дают информации для проверки такого толкования. Даже если оставить в стороне эту гипотезу, накопленные дворами ресурсы и коммерческая деятельность поддерживали демографически ослабленные стексовские дворы, когда подобные баковские уже давно бы приказали долго жить. Это было частью «добродетельного круга», который сокращал поток беженцев из разорившихся дворов, что, в свою очередь, освобождало другие дворы от бремени их содержания.

Неудивительно, что дворы с незамужними женщинами в куплинском приходе и Баках быстрее других приходили в упадок. Они были больше подвержены демографическим рискам, которые меняли баланс труд/потребление, а присутствие не желающих выходить замуж женщин закрывало путь к одному общеизвестному маневру — ввести в дом зятя для восстановления равновесия между трудом и потреблением. Но, что опять же неудивительно, многие другие непредвиденные обстоятельства могли ускорить или снизить темпы вымирания как среди избегавших брака дворов, так и у поголовно брачащихся: размер двора, экономика двора, связанные с ним факторы демографического риска, например повышенная мужская смертность. Это усложняет любую попытку оценить относительную значимость сопротивления браку в распаде дворов. Исследователи истории русского крестьянства на удивление скупо уделяли внимание вымиранию дворов. Мало подсчетов было сделано даже в масштабе одного села или имения, за исключением анализов исчезновения дворов на протяжении меньше или немногим больше одного поколения, которые были проведены незадолго до и вскоре после 1917 г.[665] Нет достойной литературы о вымирании даже среди типичных, более или менее поголовно брачащихся дворов в течение периода более долгого, чем одно поколение, которая могла бы создать контекст для размышления о темпах убыли дворов, сопротивлявшихся браку. Каков был нормальный процент разорившихся дворов на протяжении 20, или 40, или 60 лет? Конечно, нормальный процент должен был быть разным: выше в деревнях с экономикой типа баковской, ниже в деревнях, похожих на Стексово. В любом случае нет шкалы, с которой можно было бы соотнести различные скорости, с которыми в Баках и Стексово исчезали хоть противившиеся браку, хоть поголовно брачащиеся дворы.

Существуют только два исключения: «Долговечный многосемейный двор, Мишино, Россия, 1782–1858 гг.» Петера Чапа, где дается анализ рязанского поместья Гагариных, и исследование Родни Бохака другого гагаринского имения, Мануильское, в Тверской губернии[666]. В обоих имениях дворы с несколькими супружескими парами численностью намного превосходили дворы с одной парой, и гагаринские управляющие намеренно ограничивали разделение дворов, чтобы сохранить большие дворы. Как предполагает название, Чап заостряет внимание на особенностях, которые позволяли такому двору сокращать демографические и другие угрозы выживанию и справляться с естественно возникавшим изнутри центробежным напряжением. Под конец Чап отмечает: «Из всех дворов, находившихся в Мишино в конце восемнадцатого столетия, за исключением тех, которые позже были выведены из имения или переведены из одной вотчинной деревни в другую, 59 процентов оставались в имении непрерывно и наследовались потомством по прямой линии вплоть до 1858 г.»[667].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука