Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Это всего лишь гипотеза, чрезмерно, скорее всего, упрощенная, которая может не выдержать встречи с фактическим материалом, если его сохранилось достаточно для такой проверки. В Гороховецком уезде женское сопротивление браку пустило корни во всех категориях крестьянства и распространилось необычайно широко. Нет никаких оснований предполагать, что сохранилось достаточно ревизских сказок или исповедных ведомостей, чтобы позволить даже самому старательному историку отследить до окончательного затихания центробежную рябь или, лучше, по-видимому, сказать, ударные волны, вызванные большими концентрациями женщин, отказавшихся от замужества. Мы можем только с уверенностью сказать, что во всей полосе Гороховецкого уезда к югу от р. Клязьмы, окруженной с севера и юга незаселенными землями, откуда нельзя было взять невест, к 1800 г. или ранее поиск невест должен был распространиться на далекие расстояния на прилегающих территориях с востока и запада. Даже если все женщины в этих местностях желали выйти замуж (маловероятное предположение), неудовлетворенный спрос на невест, выплескиваясь наружу из клина к югу от р. Клязьмы, должен был и там, дальше, дестабилизировать брачные рынки. По топографии клина к югу от р. Клязьмы можно, во всяком случае, легко себе представить линии напряжения. В баковской округе, где крепостные и дворцовые (позже удельные) крестьяне, похоже, заключали между собой браки без особых препятствий, но где поиск невест для жителей деревень, прятавшихся в лесу, вдали от восточного берега р. Ветлуги, уже был осложнен расстоянием, топографией и низкой плотностью населения, местный дефицит невест имел, вероятно, не менее далекоидущие последствия. Поскольку большинство крестьян вокруг Стексово жили в крепостных имениях и мы почти ничего не знаем о тех препонах, которые могли ставиться местными владельцами крепостных душ для перемещения женщин через границы имений, мы не можем даже строить догадок об общем эффекте дефицита невест в этом регионе.

Тщательное изучение женского сопротивления браку в районе прихода с. Купля, в Баках и Стексово не может показать нам, как восполнялся местный дефицит невест, но заставляет нас обратить внимание на более общие последствия избегания замужества значительным количеством женщин. Нам удается хотя бы краешком глаза увидеть крестьянское общество, вынужденное справляться с отказом женщин от замужества, масштабы которого грозили подорвать саму его структуру — в деревнях, которые держались традиции универсального брака ничуть не меньше, чем деревни с большим количеством избегавших брака женщин. Совсем неудивительно, что отказ крестьянок выходить замуж вызывал в этом обществе напряженность: крестьяне, утверждавшие, что женщины, не желавшие выходить замуж, ставят под угрозу брачные перспективы их сыновей и, следовательно, благополучие родительских дворов, были правы. В имеющихся источниках находятся красноречивые свидетельства таких трений между крестьянами, в частности в имениях Орловых, которые рассматриваются в 2 главе. Принимая в расчет факторы риска, напряженность должна была быть весьма высока во всех уездах, где не хватало невест. Крепостные мужики могли пожаловаться своим владельцам, которым иногда удавалось заставить женщин выйти замуж.

Дворцовые крестьяне куплинского прихода были предоставлены сами себе. Они являлись одновременно и виновниками, и жертвами, позволяя, вполне возможно, призывая и, может быть, иногда приказывая своим дочерям не выходить замуж и в то же время стараясь найти невест для сыновей. Мы не знаем, как они осмысляли свою ситуацию. Были ли некоторые из крепостных, которые просили Владимира Орлова и Сергея Голицына или их управляющих принудить другие дворы отдать дочерей в жены, сами главами дворов, укрывавших никогда не бывших замужем женщин? Я не уверен, но предполагаю, что так: после единственного поколения, в котором некоторые мужчины тоже уклонялись от брака, молодые мужчины из спасовских дворов женились так же поголовно, как и мужчины из других старообрядческих и православных дворов. Главам спасовских дворов тоже нужно было как-то преодолеть местный дефицит невест, и они наверняка, точно так же как другие крепостные (и вообще крестьяне), готовы были использовать любые подручные средства, в том числе способности своего владельца к принуждению, чтобы заставить своих крепостных собратьев пойти им навстречу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука