Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

С того времени, как спасовское учение из лесных скитов расползлось по деревням, женщины начали подталкивать согласие к сопротивлению браку. Во всяком случае, такое впечатление создают обрывки сведений о ранней истории учения. Это согласие с самого своего основания было враждебно настроено против брака, но в этом отношении спасовцы мало отличались от других беспоповских согласий. Справедливо отметить, что работники-спасовцы из керженских лесов, в 1720-х гг. приобщившие к своему согласию дворцовых крестьян Домодедово, к югу от Москвы, принесли с собой исходное противобрачное учение и что по крайней мере один из обращенных ими домодедовцев, Яков Родионов, вследствие того отделился от своей жены и отослал дочерей жить в безбрачии в керженских скитах. Но в мирских сельских общинах, которые я изучал подробно, первыми ласточками безбрачия в начале XVIII в. были женщины, чьему примеру приблизительно одно поколение спустя (и только на период одного поколения) последовали некоторые мужчины, между тем как все больше и больше женщин посвящали себя целибатному образу жизни, несмотря даже на то, что в какой-то момент в XVIII в. руководители согласия дали обратный ход и признали брак, совершаемый (еретическими) православными священниками. Эти руководители, кто бы они ни были, возможно, рекомендовали, но, безусловно, не приказывали женщинам не выходить замуж. Женщины согласия взяли на себя инициативу, приняв целибат и позже сделав его консенсуальным, хотя и не непреложным правилом согласия. Некоторые женщины из других старообрядческих согласий тоже выбирали целибат, но, очевидно, за редкими исключениями только среди спасовок этот выбор приобрел такой масштаб в местах, не являвшихся религиозными центрами, в миру. Сопротивление браку, таким образом, оказалось религиозно мотивированным общественным движением — делом рук спасовских женщин. Все описанные мной социальные и экономические последствия были результатом начала, положенного крестьянками. Некоторые последствия были, конечно же, непреднамеренными и непредвиденными, но ведь история — это нескончаемое разматывание непредусмотренных последствий людских деяний.

Я хочу подчеркнуть крестьянскую составляющую этой истории не меньше, чем женскую. Хотя историки, и этнографы не в России давно уже распростились с мнением, что русские крестьяне жили в замкнутом мире под властью исконных традиций, мы обычно видим крестьянскую инициативу в свержении или борьбе против гнета того или иного типа либо в практической сметке, как, например, когда крестьяне (скажем, в Баках и Стексово) увидели возможности зарабатывать за пределами своей деревни. Мы понимаем, что крестьяне не были пассивны. Между тем мы обычно рассматриваем крестьянскую инициативу как ответную реакцию, и небезосновательно: крестьяне, будь то крепостные или нет, были народом подневольным, если не угнетаемым. На какой бы социальной, экономической или политической арене они ни выступали, правила устанавливались сторонними, власть имущими лицами. Возможно, это не было, как нам часто представляется, такой уж стройной закономерностью, но именно так крестьяне понимали или говорили, что понимали, свое место в мире.

Начало уклонению от брака было положено крестьянками-спасовками, но вряд ли они могли бы это делать, по крайней мере в массовом порядке, если бы спасовские мужчины были решительно против. В крепостных имениях потворство мужчин — отцов, бурмистров — было необходимо, чтобы оградить от замужества не расположенных к нему женщин или заплатить сотни рублей, чтобы вызволить их из крепостной кабалы. В дворцовых деревнях, таких как Случково, мужчины, хозяева дворов, должны были быть готовы держать на своем иждивении в некоторых случаях многочисленных взрослых одиноких женщин, а также принимать к себе и содержать престарелых женщин — как родственниц, так и тех, которые, судя по демографическим источникам, не имели, по-видимому, с ними родственных связей. Мужчины играли важнейшую вспомогательную роль в решимости женщин избегать замужества. Так что я отношу женское сопротивление браку на счет спасовской общины в целом. Принадлежа к крестьянскому сословию, женщины взяли на себя инициативу и получили поддержку своих мужчин. Они действовали не против угнетения, не ради использования выгодной возможности, а во имя того, что было для них делом духовной веры, отвергая при этом исторически сложившиеся крестьянские брачные обычаи. Их действия непосредственно нарушали интересы соседей, не имевших намерения отказываться от универсального брака.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука