Женщины-спасовки, которые сделали отказ от брака правилом своей общины, одновременно открыли дверь свободе выбора. Если большинство выбрало безбрачие, некоторые — даже в куплинском приходе, где женское отвращение к замужеству на какое-то время стало для спасовцев аксиомой, — делали противоположный выбор. В Баках и Стексово — я предполагаю, но не могу доказать — многие спасовки выходили замуж. Нарушая общинное правило, они «по умолчанию» присвоили себе право выбирать мужей. В Баках и, несомненно, во многих других деревнях с высоким уровнем женского сопротивления браку женщины выходили замуж убегом с молчаливого согласия родителей или без него. Брак убегом передавал выбор суженых в руки юноши и девушки; у девушки, по крайней мере, было право вето. Между тем свадьбы убегом практиковались не только у спасовцев: многие другие старообрядцы, для которых брак был грехом — за что родители, хоть и признавая это делом естественным, не готовы были брать на себя ответственность, — прибегали к этой уловке. В этом отношении образ действия спасовок, выходивших-таки замуж, совпадал с повадками крестьян-старообрядцев некоторых других толков, а также православных.
Я оставил висеть в воздухе очевидную демографическую головоломку: откуда брались жены, когда — как в приходе с. Купля, в баковской округе и, вероятно, в Стексово — не одной, а многим деревням в округе, более того, целому уезду приходилось справляться с повышенным уровнем женского сопротивления браку? Ревизские сказки 1763, 1782 и 1795 гг., когда таковые имеются, предоставляют первичный материал для разгадки. Но разгадка, безусловно, будет более масштабной, чем то, что можно извлечь из сказок даже такой солидной группы селений, объединенной брачными связями, и я не сделал даже такой попытки. Что касается куплинского прихода, мощная вспышка сопротивления браку в период между 1763 и 1795 гг. потребовала расширения диапазона поиска невест. Естественно: по мере того как растущее число женщин во все большем и большем количестве деревень вокруг Купли стремилось избежать замужества, дефицит невест разрастался и мог компенсироваться только за счет поиска сговорчивых невест все дальше и дальше от дома. Эта брачная экспансия представляется мне и дробной, и концентрической: когда большинство женщин, родившихся в Случково и Алёшково, отказались выходить замуж, невест пришлось брать из более отдаленных селений, где молодые мужчины, в свою очередь, вынуждены были раздвигать границы поиска, пока растущее и перехлестывающееся поисковое поле не достигло мест, где большинство женщин готовы были вступить в брак. Но общий дефицит невест, скажем, во всех 24 удельных деревнях Гороховецкого уезда — в совокупности в 1834 г., возможно, около 400 невест — должен был просто экспортироваться, если 400 невест были забраны из прилегающих уездов, в которых мужчины и женщины уже поголовно брачились. Мне представляется также, что этот дефицит рассеивался по очень большой территории, где на внешних ее границах он становился в итоге неощутим.