Молоденькая сиротка, съ небольшимъ, очень незначительнымъ состояніемъ, оставшимся послѣ отца, росла въ домѣ богатаго родственника, князя Баксанова. Она училась съ дѣтьми князя, вышивала подушки и ковры для княгини; при гостяхъ сидѣла смиренно за пяльцами въ углу, и когда была послушна и вела себя хорошо, то ѣздила съ княгинею гулять и въ русскій театръ, что случалось, впрочемъ, довольно-часто. Со-стороны, конечно, жизнь сиротки показалась бы очень-счастливою; не знаю, такъ ли было бы это въ глазахъ внимательнаго наблюдателя. Существованіе дѣвочки, кажется, принадлежало всѣмъ, кромѣ ея-самой. Исключительно-привязанная къ княгинѣ, она угождала Англичанкѣ и выслушивала жалобы горничной; ее кормили, одѣвали, учили, доставляли ей даже нѣкоторыя удовольствія; но никто и никогда не думалъ заглянуть въ душу ея, узнать, что чувствуетъ, что думаетъ она, какое впечатлѣніе производятъ на нее окружающіе ее предметы, и какія сѣмена западаютъ въ ея душу. Она выросла не зная дружескаго участія, не подозрѣвая даже, что и она имѣетъ на него право. Цѣлый день занимаясь исполненіемъ чужой воли, она засыпала съ мыслію, не забыла ли чего изъ того, что было ей приказано, -- просыпалась, думая о томъ, что надобно было сдѣлать.
Въ одно утро, князь куда-то собирался; но лошади были неготовы еще, и онъ, въ ожиданіи ихъ, вошелъ въ гостиную, изъ которой двери вели въ кабинетъ, гдѣ обыкновенно работала княгиня. Онъ остановился у окна, и, глядя на экипажи, мелькавшіе на улицѣ, припоминалъ въ умѣ музыкальную фразу, которую никакъ не могъ затвердить въ-продолженіе утренняго урока; князь былъ страстный музыкантъ. Вдругъ свѣжій дѣтскій голосъ, какъ далекая флейта, вѣрно и чисто повторилъ изъ ноты въ ноту докучливую фразу, и такъ пріятно, что князь былъ удивленъ. Онъ приподнялъ занавѣсъ, еще закрывавшій дверь въ кабинетъ, и вошелъ, чтобъ видѣть пѣвицу, но тамъ никого не было, кромѣ сиротки.
-- Кто здѣсь пѣлъ? спросилъ князь.
Дѣвочка, съ которою князь почти никогда не говорилъ, покраснѣла, какъ шалунья, пойманная на мѣстѣ преступленія, и едва осмѣлилась выговорить робкое: "я-съ".
Князь былъ страстный меломанъ. Соничка, блѣдная и худая дѣвочка, на которую онъ до-сихъ-поръ не обращалъ ни малѣйшаго вниманія, вдругъ показалась его сіятельству драгоцѣннымъ алмазомъ, скрытымъ въ корѣ. Огранить, очистить, показать во всемъ блескѣ этотъ алмазъ было дѣломъ, достойнымъ князя, и онъ предался ему всею душою. Были наняты учителя; всѣмъ роднымъ и знакомымъ возвѣстили открытіе необыкновенныхъ способностей дѣвочки, обѣщающихъ чуть-ли не геніальный талантъ,-- и вотъ Соничка любимица князя.
Прошли два года, и кто узнаетъ сиротку, бывшую на посылкахъ у всѣхъ, отъ княгини до горничной! Молодость украсила ее своими дарами; худоба, блѣдность, безжизненный взоръ, все исчезло. Она развилась какъ роза, какъ пышная лилія. И самая жизнь ея перемѣнилась. Теперь, у князя гости, музыкальное утро, или вечерній концертъ,-- Соничка тутъ, и одѣта какъ-нельзя-лучше. Ее просятъ пѣть; съ нею говорятъ о музыкѣ, ее находятъ хорошенькою и даже любезною; даетъ ли вечеръ, или концертъ кто изъ знакомыхъ князя,-- она приглашена, ее окружаютъ, хвалятъ. Князь съ гордостью говоритъ: "это моя ученица; ужь точно я могу сказать, что этотъ талантъ мое произведеніе". И дѣйствительно, онъ занимается Соничкою, учитъ ее; къ каждому концерту она твердитъ, подъ надзоромъ князя, разумѣется, съ учителемъ, выбранныя пьесы...
Счастливое время, когда жизнь кажется и гладка и ровна, а свѣтскій салонъ храмомъ, украшеннымъ цвѣтами, гдѣ люди чтутъ въ благоговѣніи красоту, достоинство и талантъ, когда неравенство состояній и отношеній скрываетъ свои острыя иглы въ радужномъ блескѣ праздника, когда мы вѣримъ и похваламъ, и дружескимъ увѣреніямъ, когда еще не сомнѣваемся въ себѣ! Блаженъ, кто, наученный опытомъ, умѣетъ ясно видѣть истину и съ покорностью принимаетъ ее!.. Соничкѣ было далеко до того. Окруженная похвалами, лестію и роемъ молодыхъ и старыхъ поклонниковъ таланта, столько привлекательнаго въ лицѣ молодой и хорошенькой дѣвушки, она переходила отъ одного успѣха къ другому, довѣрчиво мѣрила свой талантъ по восторгамъ пріятелей, и въ мечтахъ своихъ видѣла себя едва-ли не равною первѣйшимъ пѣвицамъ въ мірѣ и, слѣдственно, равною всему, что было лучшаго и знатнѣйшаго въ столичныхъ обществахъ.
И это