Эпизоды одной давней войны

Пусть думает, только тогда, раз он такой тюхтя, один дружеский совет напоследок: надумает себе же на смертный час. Где нужно смело проливать кровь, там не помогут финты ушами!

Теодат невольно улыбнулся афоризму. Жизнь, по его мнению, большой импровиз. И только тогда жить интересно, когда импровизируешь. Он начинает после ряда удачных ходов и комбинаций входить во вкус. Готы требуют у него проверки государственной казны, которую похитила Амалазунта. Похищение казны - государственная измена, преступление, карающееся смертной казнью, как бы ни высоко было положение преступника. Если не похищала, как утверждает, пусть разрешит проверку казны старейшинам и специалистам по нумизматике и драгоценностям. Казначей подкуплен, они не хотят его слушать, его голова полетит первой, если в сундуках недостанет. Амалазунте, понятно, ни слова, все гурьбой к Теодату и в лицо высказывают нелицеприятные вещи. Он-то сам видел казну?

Теодат впервые не знает, как себя вести, прижат к стенке элементарным вопросом. Ссылаясь на усталость и мигрень, разгоняет толпу. Пусть они придут завтра, когда он будет чувствовать себя лучше. Тащится к Амалазунте и первый раз за все время набрасывается на нее.

Если она хочет, чтоб он правил заместо нее, то пусть, по крайней мере, не ставит его в дурацкое положение перед подданными: где деньги?

— Он прекрасно знает где - в казне.

— Но там же ничего нет!

— Это все, что принадлежит по наследству государству, остальное принадлежит по наследству ей, Амалазунте, и составляет ее личное богатство.

На следующий день готы орут, что их ограбили. Казначея спросили, куда дел, молчал, пока не начали сворачивать голову, признался: отдавал по каким-то накладным, и больше не спрашивайте. Открутили голову совсем, как петуху, как пообещали.

Свирепые вооруженные люди, полные патриотических чувств. Смутное ощущение предательства в сердцах у всех: их продают за их же собственные деньги, черная измена невидимкой ходит рядом. Их не остановить и не успокоить; теперь Теодату, как это ни рано для него, важно самому санкционировать их поступки. Если они сейчас обойдутся без него, значит, научатся обходиться сами. Не в лучший свой час отдает он приказ арестовать Амалазунту; гордая женщина схвачена, как воровка, в тот момент, когда собирается бежать в гавань. В белом платье, в накидке, простоволосая, с ларцом заветных писем и фамильных драгоценностей под мышкой. Грубо хватают, опутывают, бросают в телегу, везут в Этрурию, на озеро Вульсина, в потаенное место. Там о ней никто не узнает, никто не услышит, ни одна собака.

Готам идея приходится по нутру. Но и тут они стараются выполнить задуманное творчески, привнести в задумку свое, готское, давнее, уже не доверяя никому - самому Теодату, самим себе. Амалазунта не должна ускользнуть. И для этого каждый должен подозревать каждого в тайном сговоре с ней.

В Этрурию везут в тряской колымаге, сопровождает эскорт - масса солдат и слуг, плотным кольцом оцеплена телега, со стороны видимость - воз оружия. За две-три мили перед озером Вульсина солдаты разбивают лагерь, отдыхают несколько часов. Амалазунту сажают на лошадь, и четверо вожаков, чьи фамилии значились первыми в ее списке, после вычеркнутых из него навсегда, везут ее по узкой тропинке до озера, предварительно отдав приказ всем оставаться на своих местах до их возвращения. Особые люди должны будут проверить уже без них, как он выполнен. У озера спешиваются, развязывают ей глаза, затыкают рот, садятся в лодку и гребут по направлению к небольшому живописному островку в центре озера. Островок - рукой подать, но на деле оказывается далеко. Работают, торопятся, сильно потеют под кожаными рубашками готы, черные круги расходятся по широким спинам. Причаливают, вынимают из лодки пленницу, несут ее на руках, она почти потеряла сознание от страха перед расправой.

— Что со мной сделают, с дочерью Теодориха? - спрашивает она, едва вынут кляп.

— Ничего, посиди тут, голубка.

Обращение меняется: цель достигнута, поят, кормят из походных бурдюков. На острове небольшой домишко в стиле римских укреплений, но не для осад, а экзотический, несколько декоративный. Прямиком в воротца, все мизерное, сувенирное, игрушечное, как из кубиков. Крохотный донжончик во дворике в три этажа с подвалом, с многочисленными входами и выходами, в том числе и на стену, с подземным ходом к озеру из подвала, лазейкой на выступ (подобие балкона) с третьего этажа - все осмотрели. Вытащили дрыхнущих ленивых слуг, растрясли, разбудили пинками, спросили, сколько слуг всего,- трое; где третий? - рыбку ловит, заставили заколотить все лишние дверцы, выходы заложить камнями, сломать балкончики: там, где хорошо играть в прятки, плохо играть в тюрьму.

Слуги, бездумные, как ишаки, сделали половину работы прежде, чем осмелились спросить, кто они такие.