Эпизоды одной давней войны

От Теодата - был ответ. А женщина - сумасшедшая, истеричка, кликуша, предсказывает небылицы, выдает себя за пророчицу и королеву. Когда какой период. Сейчас у нее - королевский. Охранять, не верить ни одному слову, никуда не выпускать: ни к озеру, никуда, правда, тут без них обойдутся, но и они чтоб знали. Стоит отпустить на шаг, тут же накличет змей и гнусов, забурлит озеро, поселятся в нем чудовища, всю рыбу пережрут, примутся за людей - такие у нее способности.

Слуги, все трое и третий - с рыбкой, стоят плотно, слушают. Двое остаются, решили наплевать на свои «академические» занятия при дворе: Амалазунта поважней, двое уезжают обратно.

Как ни связывали солдатам языки (а без солдат тоже не обойтись), пошел слух: Амалазунта в заточении.

Кто разболтал - немедленно пресечь.

Все говорят, на базаре говорят, на улицах говорят.

Пустить контрслух: не в заточении, а оберегается, ей-де угрожала смертельная опасность, и она оберегается. Кому хочется отвечать за народную молву?

Теодат строчит Юстиниану послание, полное оправданий. Собакой стоит на задних лапках, машет хвостиком. Не раздражать Юстиниана, не раздражать Юстиниана - нашептывает себе под нос.

Его трон, с тех пор как он взгромоздился на него, начал иметь приличную амплитуду колебаний. Твердой земли тут под ногами нет и не может быть. Под Амалазунтой ее никогда не было, под ним - тем более. Сейчас, оказавшись на самом верху в одиночестве, меньше всего хочется, чтоб дополнительная сила начала раскачивать его снизу. Остается успокаивать, убеждать, врать сверху вниз, на все четыре стороны. Откровеннее всего он проделывает это в римском сенате, где Амалазунту любили за ее приверженность к древней культуре и византийскую ориентацию, где начали привечать и его. Мастер своего дела, ритор, говорун. После трех дней с сенаторами он обессилевает так, словно неделю таскал мраморные глыбы на форум, рабы несут его на носилках во дворец, снимают с него сандалии, одежду, состригают с пальцев заусеницы, натирают маслами; он только кряхтит, не в силах повернуть языком. Риторика высасывает все способности души, опустошает ее каким-то огненным пожаром речи, вытаптывает, как табун может вытоптать посев. На душе муторно: тошнит; ворочается, заснуть не может. Никогда не приходилось столько убеждать, чтобы поверили,- и поверили. Выдумке, вранью поверили, черное назвал красным и добился: красное! Большое искусство - самодовольно думает, - а искусство в другом.

Амалазунте приставляют нож к горлу и требуют, чтоб она на Теодатовом письме к Юстиниану черкнула несколько слов о своей теперешней распрекрасной жизни в уединении и своей доброй воле, заславшей ее туда. Женщина слезами давится, а пишет: нож вот-вот кожу проткнет. Письмом утерли нос последнему скептику и отослали с ним к императору Либерия и Опилиона. Люди надежные, проверенные, оба сенаторы, пусть передадут на словах, если записка покажется подозрительной, сумеют убедить. Сейчас важно не раздражать заморского владыку.

Если взглянуть на европейское побережье Средиземного моря, картина откроется любопытная. Не успела Амалазунта провозгласить Теодата королем, не успела отписать Юстиниану подробное письмо о полезности такого шага и послать с ним своих людей, как она уже в цепях, и вслед ее людям уже посланы другие два с письмом Теодата и припиской Амалазунты. Им навстречу из Византии движется Петр, которому даны руководства императора на основании информации, полученной от тех, кто уже совершил вояж. Где-то на побережье Ионического моря Петр встречается с послами Амалазунты, от которых узнает о смерти Аталариха и избрании Теодата, а чуть позже, в городе Авлоне на том же побережье, узнает остальное от Либерия и Опилиона. Ушам своим не верит, но уши есть уши, шлет послание Юстиниану, научи, мол, как теперь быть. Принцип: никакой инициативы. За отсутствие инициативы, как и за верноподданничество, никто никого еще не наказывал, а вот за инициативу, как и за свободомыслие, можно схлопотать. Купается в бассейнах, моется в банях императорский посол Петр. Он не виноват, раз обстоятельства переменились. Было сказано встретиться с Амалазунтой открыто, с Теодатом тайно. Теперь Теодат на месте Амалазунты, Амалазунта на месте Теодата, предписания, ни одно, не годятся, письмом можно подтереться.

Даже у Юстиниана трещит голова. Только принял послов Амалазунты, только узнал от них о смерти Аталариха и короновании Теодата, как в дверях зала Опилион и Либерии. Читает послание Теодата, недовольно морщится, Амалазунты - совсем мрачнеет.

— Трюки все, фокусы! Фокусники, трюкачи!