Эпизоды одной давней войны

Ее жестокость была обыкновенной жестокостью правителя, в обязанности которого входит подчинять себе других и который не может из гуманных соображений позволить себе размякнуть. Мягкие и безвольные люди на этом месте, как правило, самые жестокие. Посмотрят сами, жизни хватит сравнить. Он скажет им все, пусть знают, кого убили, кого потеряли.

Если б была какая-то лазейка. Теодат бы не преминул ей воспользоваться, но Амалазунта зарезана, и не скажешь: отравлена. Конечно, можно было сделать почище, поаккуратнее, поменьше варварства, побольше культуры, даже, казалось бы, в таком непритязательном деле. Римляне - вечная слава этому народу,- как они умели красиво убивать, а император Нерон... ну да ладно - сделали, как смогли, плохо, зато по-готски, в национальном стиле. Публично перед всеми и византийским послом на официальном приеме он признает факт насильственной смерти. Но на него, понятно, она не может бросить тень. Не подозревает он и старейшин и остальную знать. Убийцы схвачены, мотивы выяснены: личная кровавая месть в духе обычаев и традиций, день суда назначен и вот-вот наступит, что еще? Теодат держит с Петром себя так, как нагловатый, зарвавшийся мошенник с ревизором. По всему видно: украл он, кажется, и не скрывает, а попробуй докажи. И тут: не я и не мои верные слуги, дело случайное, сам видишь.

Юношу и второго гота судили дня через два, приговорили, как и приговаривают за месть, к страшному штрафу - тысяче серебряных динариев каждого,- деньги, которых ни один никогда сразу и не видел и представить, сколько это будет, себе не может. Выпустили погулять и собрать сумму, а пока те почесывали себе затылки (нет денег - будет кол), тайно выплатили им из казны по 1100 серебряных динариев: тысячу на уплату штрафа, а сто в карман на амортизацию души, уставшей от волнений.

Петр не совсем понимает происходящего, но седьмым чувством чует: нечисто. Его облапошивают, над ним смеются. Теодат делает озабоченную мину и долго ему втолковывает особенности готского развития, своеобразие и специфичность сложившейся в стране обстановки, сложность управления такой страной, сложность урегулирования новых порядков, вступивших в серьезный конфликт с традициями, и т. д.- иностранцу не понять. Сами готы, государственные мужи, не всегда понимают, что происходит. А Петр, впервые посетивший Италию (детство не в счет), хочет сразу расхлебать горячую кашу. Нет и еще раз нет. Доверчиво лепит комплименты на лоб: он парень, в сущности, неплохой, и, если хочет быть послом у них, они Юстиниану отпишут, что довольны и лучшего им не надо. Говорит много в таком духе, ловит Петра на крючки и в сети. Но упрямый византиец не ловится: почему гуляют убийцы, когда люди, заплатившие тысячу серебряных динариев, выглядели такими счастливыми, а когда они имели такие деньги, вон тот малец?

Паренька же Теодат не отдаст так просто ни за какие дружеские отношения с Юстинианом. Мальчик ему симпатичен, как родной сын. Есть более высокие вещи, чем меркантильные политические соображения уходящего дня, во имя их он установит над мальчиком негласную, ненавязчивую опеку, не скрывает своего дружелюбного отношения к нему на людях. Ребенок - настоящий, кровный гот, тот гот, который сделает честь любому времени и даже древнеримской республике, он взял на себя смелость угадать желание короля и не ошибся, в то время как другие боялись, мелочились и спорили. На примере этого мужественного мальчика пусть все видят: лучшие представители их породы ни в чем не уступят лучшим представителям самых цивилизованных наций. Остается пожелать, чтобы таких было побольше, их количество даст право заявить о создании нового готско-римского национального гибрида.

Петр покрывается злостью, как коростой. Посланный как добренький, убеждающий, охмуряющий, он должен здесь забыть про свой главный талант: из ума впитывающего, засасывающего должен превратиться в ум подавляющий. Из человека, собирающего разные воли других, в человека, наделенного такой волей в высшей степени, чем другие. Даже великий Юстиниан не только не предусмотрел всего, но даже не усмотрел ничего из того, что случилось.

Петр пишет письмо Юстиниану: Амалазунта, дескать, убита, убита злодейски, он же собирается действовать, как и они договорились, только, учтя ситуацию, более жестко. Заручившись письменным объяснением (есть куда ретироваться), он повел решительное наступление на Теодата и знать. С полчаса шипел им в лицо хотя и вежливыми, но едкими, точными, находчивыми словами. Может, они прорвутся где-то сквозь лукавство и инфантилизм. Господи, под Теодата вода не течет. Такой убьет лучше людей своего народа, тех, кто не станет уважать его в той мере, в какой он сам того хочет. Его надо просто бить, если есть сила, бить по харе!

Если Петр так думает, а заявляет протест, то Юстиниан и думает так и заявляет. Сосед не позволяет вмешиваться в свои внутренние дела - каков нахал. Пока есть несправедливость и сила, способная ее устранить, сила не может не вмешаться. Пришел Юстинианов черед.